Безмятежные годы - Вера Сергеевна Новицкая

В гимназию я пришла в самом радужном настроении; ученицы тоже радуются, что все благополучно улаживается, так как никто не был особенно убежден, что Вера согласится. Нашлась и спутница, немолодая, небогатая девица, которая с радостью согласилась сопровождать больную в Крым.

Наконец-то принес Дмитрий Николаевич наши сочинения. Хоть я все время была занята исключительно мыслью о Вере, но все же этот вопрос несколько смущал и тревожил меня. Как отнесется Светлов? Что подумает? Что скажет?

— Считаю для себя приятным долгом сообщить вам, что на этот раз ваши домашние работы написаны весьма недурно, неудовлетворительных ни одной, есть же и совсем хорошие, по обыкновению, у госпожи Зерновой, госпожи Штоф, госпожи Снежиной и многих других… Я даже позволю себе не возвращать их, а сохранить у себя, как делаю обыкновенно с наиболее удачными сочинениями.

Класс чувствует себя крайне польщенным, еще бы — Светлов на память сохранил! Но я — сама не своя. «Что же это? А мое?» — с ужасом думаю я, не слыша своего имени в перечне приличных сочинений.

— Что же касается сочинения госпожи Старобельской, — продолжает он, — это до некоторой степени литературное произведение, — с последними словами он обращается непосредственно ко мне. — Красиво, поэтично и идейно. Можно, конечно, кое о чем поспорить, кое с чем не совсем согласиться, но это исключительно дело личного взгляда, и сейчас я, к сожалению, лишен возможности вступить с автором в маленький диспут, — при этих словах по лицу его пробегает та милая улыбка, которая сразу преображает все его лицо. — Мысль же, которую он желает провести, проходит вполне последовательно и логично. Вы, госпожа Старобельская, не пренебрегайте вашими способностями писать, они у вас безусловно есть, развивайте их понемножку. — Он уже совсем приветливо и ласково смотрит на меня.

Что это? Чудится мне теперь его доброта и приветливость после всего того, что рассказывала Вера, как прежде мерещилась во всем его сухость и черствость, или он на самом деле иначе смотрит сегодня? Не знаю, но мне становится еще веселее и так приятно! Ему понравилось! А что хотел он возразить? Интересно. В каком отношении можно не согласиться? Неужели же у меня действительно есть хоть малюсенькая способность писать? Ведь это же не кто-нибудь, а Светлов похвалил, уж он-то понимает, он, который, как говорят, не сегодня-завтра сдаст свой профессорский экзамен.

Перед следующим уроком, гигиеной, я с наслаждением помогаю Пыльневой в ее — не знаю, впрочем, особенно ли плодотворной — работе. Дело в том, что у Иры сразу установились натянутые отношения с гигиеной и с представительницей ее, нашей докторшей Ольгой Петровной. Благодаря этому Ира считает «своей приятной обязанностью» — как выражается Дмитрий Николаевич — постоянно устраивать ей какие-нибудь неприятности. Сегодняшний очередной номер: привесить скелету руки на место ног и ноги на место рук. Вот он, бедный, стоит в самой недоступной для живого человека позе: ступни ног почти свешиваются к ладоням рук, — одним словом, бери ноги в руки и марш.

«Штучка» возымела действие: Ольга Петровна доведена до «белого каления», а Ирин непорочно-святой вид и безмятежный взор выражают ее полную нравственную удовлетворенность. Дежурная водворяет по местам конечности скелета, и урок начинается.

Веселая, радостная, отправлялась я в этот день к Смирновым, по установившемуся обыкновению со всякой питательной и укрепительной всячиной, ежедневно посылаемой мамочкой Вере. Я шла поделиться с ней известием, что все почти готово, спутница найдена, так что через два-три дня можно двинуться в путь. Но едва я переступила порог комнаты, как всякое оживление мигом слетело с меня. Вся бледная, казалось, без кровинки в лице, вытянувшись на спине и закрыв глаза, лежала Вера; рядом, совсем убитая, словно застывшая, сидела жалкая, согбенная фигура ее отца. При моем приближении он встал, а веки Веры, приподнявшиеся на мгновение, снова замкнулись.

— Ей хуже? — со страхом спросила я.

Он только безмолвно, утвердительно кивнул головой.

— Но что такое? Доктор был? Нет? Так надо послать скорей, сейчас. Впрочем, нет, погодите, я нашего всегдашнего доктора приведу, он такой хороший, он непременно поможет, — суетилась я.

Смирнов, убитый, продолжал безмолвно стоять.

— Не поможет и ваш доктор, — вдруг тихо, едва слышно, заговорила Вера. — Кровь горлом хлынула… это… конец.

— Вера, Верочка! Что ты, Бог с тобой! Что ты говоришь? Неправда, этого быть не может! — чуть не рыдая, бросилась я к ней. — Пройдет, все пройдет! Только бы уехать поскорей! Понимаешь, уже все готово, все так хорошо складывается. Барышня, которая с тобой поедет, такая милая. Атам, ты сама говорила: море, солнце, горы…

Она опять чуть слышно перебила меня:

— Не увижу я всего этого… Поздно…

— Неправда, неправда! Не поздно, что ты говоришь! Ведь тебе всего семнадцать лет, и вдруг «поздно». Я сейчас же поеду за Перским, он такой знающий, он сразу тебя на ноги поставит!

Я уже хотела бежать.

— Погоди, не уходи, посиди… — тихо прошептала Вера; ей, видимо, очень трудно было говорить.

Она помолчала…

— Муся, ведь это смерть… кровь горлом… это последнее… я знаю… я чувствую смерть… смерть в груди… — Она с трудом переводила дух. — Не перебивай… сил так мало… Я бы хотела с ним проститься… с Дмитрием Николаевичем… поблагодарить за все… сказать… — совсем ослабев, она не договорила.

— Милая, родная, успокойся. Он придет, я попрошу, скажу, передам все… Только это неправда, ты поправишься, да, Бог не захочет, не позволит!.. — не помню, что говорила я, я теряла голову.

В тот же вечер наш доктор, мамочка и я снова были у Смирновых. Вера лежала совсем бледная, безжизненная, не говоря ни слова.

— Пустяки, ничего опасного, — громко и твердо произнес Перский у самой ее постели. — Девица очень малокровная, сильно ослабела, да еще и нервная страшно: показалась горлом кровь, она и перепугалась. А я скажу: слава Богу, что так. Это очистило легкие, и теперь на свежем воздухе дело скорей пойдет к выздоровлению, — уверенным, убедительным тоном продолжал он. — В семнадцать лет с болезнью бороться еще не трудно.

— Положение серьезное, — грустно произнес он, выходя с нами на улицу, — организм страшно истощен, сердце слабое…

— Так неужели же нет надежды? — испуганно спросила мамочка.

— Я не говорю, что нет, говорю — мало. Впрочем, отчаиваться рано, молодость творит чудеса. Но скорей, скорей на воздух, в этой обстановке смерть неминуема!

Боже мой, Боже, неужели?..

Глава XI. Опять у Веры. — Светлов. — Проводы

Придя на следующий день в гимназию, я с самого утра стала караулить Светлова, чтобы исполнить желание Веры. Как назло, на этот раз урока у него