Недиалог - Надя Алексеева

Он (обрывает ее). Так квартира же.

Она. А если купить дом? Сколько стоит дом в Ростове?

Он. Не проверял.

Их руки лежат на коленях очень близко, почти соприкасаясь.

Мизинцы иногда так подергиваются, словно стремятся навстречу друг другу. Словно ток между ними идет.

Она смотрит на их руки, он смотрит прямо.

Она. Я бы хотела свой дом. Чтобы босиком ходить во дворе.

Он. Тогда вам надо на юге жить. В Москве холодно.

Она. Вы были?

Он. У меня там друг был. Командир. Служили вместе.

Она смотрит на него. Он на нее. У него лицо приятное.

Она (думает). Только какое-то нарисованное лицо. Диснеевское. Богатырское. Большие глаза, маленький рот, подбородок как ящик выдвижной прямо. Но ему идет. Идет… (Берет бутылку.) Осталась треть, нет, четверть: снизу до края этикетки. Но у бутылки вогнутое дно. То есть там уже меньше по факту.

Зачем его выгибают, это дно? Чтобы давление снизить? Напряжение снять. Хм. Затем же, зачем и вино пьют, выходит. Забыться, забыть. Забыть, как служили.

Кое-кто из пассажиров зевает сзади.

Она (думает). Надо бы что-нибудь съесть, а то развезет.

Она сгребает у себя с колен его леденцы, разворачивает сразу два, бросает в рот, катает языком.

Ей нравится, как они сталкиваются внутри. Звенькают даже. Царапают нёбо и щиплют как лимонад.

Она молчит. Он тоже.

Она. Слушайте, а чего вы в Крыму тогда?

Он. Что? Реабилитация.

Она. А-а.

Он. Не повезло.

Она. Не повезло вам, да.

Он. С погодой.

Она. То есть? Ой, да, и правда. (С облегчением.) Дожди же лили.

Он. Все десять дней.

Она. Я просидела в номере с киношками. Один раз только в Судак съездила. Знаете, где это? Ну, крепость еще такая, древняя.

Он. Я простыл и ухо вот. Опять.

Она. Что?

Он (поворачивается к ней лицом). Что? А. Я слышать стал хуже еще.

Она (громче). Крепость Генуэзскую не видели?

Он. Генуэзскую? Нет.

Она (ерзает). Подержите, пожалуйста. (Пихает ему в руки почти пустую бутылку и стаканчики один в другом. Вытягивает руки вверх, у нее хрустят плечи.) Все затекло.

Она (думает). Это не затекло, это ответственность в шейно-воротниковой. Засела. Что тебе на массаже сказали. Нельзя столько впахивать. Ночи, отчеты, дедлайны, в баре показаться, поесть красиво, сделать селфи с коллегой, мол, вот мы какие, всё у нас хорошо. На тарелке хорошо.

Если не впахивать, я вообще с ума сойду. Тут хотя бы отдел меня ждет, мессенджеры. А дома…

За свет стала платить много. Оставляю включенным. Вроде меня встречает кто. Уезжала, оставила в коридоре. Счетчик теперь помигивает красным.

Как он сказал тогда:

«– Вечно мне свет нажигаешь!

– Давай, может, у меня в следующий раз?

– Давай».

И больше не позвонил.

Ведь дело не в свете, да?

Он доливает ей все, что осталось в бутылке, в стаканчик. Ставит бутылку в ноги.

За окнами чуть светлеет.

Она теперь видит, какие у него пушистые ресницы. Легкие.

Она берет стаканчик.

Она глотает вино с усилием, проталкивая, размачивая ком в груди, как сухарь.

Не выходит.

Она начинает плечами водить, вроде расслабить.

Не помогает.

Он. Вам неудобно сидеть?

Их пальцы вдруг сплетаются.

Он. Можете закинуть на меня ноги.

Она вздыхает. Она пьет.

Она. Если свет горит, тебя бесит? Ну, просто вот лампочка одна?

Он (ласково). Нет. Пусть горит.

Она (думает). Как Редфорд вскочил у Барбары от свистка чайника. Заорал: «Генштаб, запускаю обратный отсчет! Все в укрытие». Какой был у них год? Это на всю жизнь у них останется, что ли? Какой же год им выпал? Сорок пятый?

Она. А ты спишь хорошо?

Он. Нет.

Она (думает). Барбара пекла Редфорду пироги… А Редфорд, такой сильный, сидел возле нее, когда Она плакала, наглотавшись снотворного. Снотворное не помогало. Помогал Редфорд.

Она (закидывая на него ноги). Представляешь…

Он. М?

Она. Моя хозяйка, ну, у которой апарты снимала, сегодня наехала коту на голову машиной. Он там спал. То есть вчера наехала. И еще забуксовала в грязище этой после дождей. Она ревет, говорит мужу: закопай в саду его, чтобы я не видела. Тот отвез в ветеринарку, трепанацию сделали. Написала мне. Выжил. Как только в автобус села – сообщение пришло.

Она (думает). Меня рвало, чуть на автобус не опоздала, выворачивало. Майку переодела на чистую, и то хорошо. Нет, рвотой не пахнет. Шорты вроде в порядке (Стряхивает что-то с шорт, морщится.) Голова у него такая была темная, точно мокрая. И ухо, ухо на ниточке болталось. Кровь на шерсти не так, как на коже. Кот серый, полосатый. Стал почти черным от крови.

Она. А у тебя волосы светлые…

Она поправляет Ему прядь, легко, нежно, как Барбара спящему Редфорду.

Он гладит ее ногу.

Она (наблюдая за его рукой). Написала. Мне. Хозяйка.

Она допивает.

Она. Кот жив.

Она комкает стаканчики.

Она. Живой.

Он. Я собак люблю.

Они смотрят друг на друга.

Он притягивает ее к себе.

Она оказывается у него на коленях.

Целуются.

4. Ипотека

Она (отстраняясь с мягким хмыком, но оставаясь на его коленях). Так у тебя собака?

Он. Не, какая собака, я годами дома не бываю.

Она. А ты… (Обрывает себя.)

Он. Не, не женат. Кто меня ждать будет?

Она (думает). Легче, легче. Не вешайся на него. Не прирастай. Не сразу. Не так. Не надо. Отшутись.

Она (издевательски). Мама?

Он. Мама в Питере. Замуж вышла туда.

Она. П-прям ты такой весь одинокий.

Он. Слушай, ну я с восемнадцати лет служу. Четыре года.

Она. Да.

Молчат.

Он. Вот ты бы ждала меня?

Она (думает). Я только это и умею. Ждать. Я порой стою у окна, одиннадцатый этаж, а там, внизу, церквушка и остановка автобусная. Люди выходят, идут домой, шоркают пакетами, детей переводят через лужи: «Лёша, шагай, ну куда ты, ну ты не видишь, грязь, все теперь только стирать. Не реви, Лёша, не тебе же стирать. Чего ты? Чего? Ноги промочил? А вон дом уже наш. Не реви. Ну не реви ты, господи, а то и я. Видишь?! Вон! Видишь? Вон-вон туда смотри! Тетя в окне стоит! Нет, это не наша тетя, наша в Воронеже. Не знаю чья! Чужая! Какая разница! Ногами передвигай уже, маме тяжело. Так, какой