Недиалог - Надя Алексеева

Она и Он сидят так, будто между ними перегородка, не касаются друг друга. И пальцы их больше не тянутся друг к другу, не трепещут.

Она достает зеркальце и сумку из-под сиденья, косметичку из сумки, отворачивается к окну, пудрится, подкрашивается умелыми движениями. Слегка кивает своему слабому отражению в стекле.

Она. Сколько еще до Ростова?

Он. Час.

Она. А у тебя отпуск ещё пока? Я думала…

Он. Пока да.

Она. Я думала сделать остановку.

Он. В смысле, в туалет?

Она. В Ростове.

Он молчит.

Она (тараторит). Я еще когда покупала билет, думала про Ростов, чтобы сутки не ехать, но потом поняла, что автобус не в городе тормозит, а какая-то там станция странная, Красный Кусай или тип того, ну и как-то оттуда с чемоданом тащиться.

Он. Аксай.

Она. Чего?

Он. Красный Аксай.

Он молчит, достает телефон, отвечает кому-то на сообщение.

Она смахивает тревогу, откинув волосы со лба.

Проводит по его руке ногтями.

Она (игривым голосом). У тебя тут веснушки, на руке веснушки. Так мило.

Он. Что?

Она. Вот тут. Как у тех абрикосов, помнишь, мы говорили? С бочка? Свойские. Самые сладкие?

Он. А-а, да, загорел. (Убирает руку.)

Она (с тревогой). Что такое Аксай?

Он. Не знаю, там завод был раньше, автобусы делали междугородние вроде нашего. Теперь ЖК.

Она. У тебя там квартира.

Он. Не, там дорого.

Она. Ты бы хотел, чтобы я сошла?

Он. Это вам решать. Не знаю.

Она. А чего вдруг на «вы»?

Он. Извините. Извини.

Она. Так мне сойти в Ростове?

Он. Вам, тебе, тебе же он не нравится.

Она. Не нравился. Раньше. (Пауза.) Тебе же больше… туда не надо?

Он. Не понял.

Она. Ипотеку закрыл, может, ну, я подумала… (Целует его, отстраняется, смотрит в глаза.) Знаешь, тебе отдых нужен, и ведь можно же по-другому. Как-то.

Он отвечает на поцелуй, но уже не тянет ее к себе на колени.

За окнами совсем светло, в салоне начинается болтовня, мужик идет к водителю спросить когда остановка.

Она щурится.

Он отворачивается от нее.

Он привстает, чтобы увидеть, что там впереди.

Он (садясь на место). Как-то неудобно. Не надо больше.

Она. Не надо?

Он прячет свои руки в карманы шорт.

Он. Люди. Неудобно. У тебя парень есть.

Она. А у тебя, получается, и девушки не было?

Он. Была.

Она. Была. (Оглядывается.) Подъезжаем, да? Так что ты думаешь? Сойти с тобой в Ростове? Мы могли бы…

Он. Сейчас. Извини, сейчас.

Он (отвечает по телефону). Подъехали?

Она дергается.

Он нажимает на отбой.

Она молчит. Смотрит на него.

Он молчит. Смотрит прямо.

Он. Будешь? (Протягивает ей леденец.)

Она устало берет, ковыряет обертку ногтем.

Он. Меня встречают. Встречает. Она меня ждала.

Она. Она.

Он. Да, четыре года.

Она. Ты говорил, нет таких.

Он. Одна нашлась.

Она. Зачем соврал?

Он. Не знаю. Как-то всё. Я же не знал, что так получится.

Она. А ведь я чуть с тобой не сошла.

Он. Не надо.

Она. Как же ты… теперь… я не знаю, что хочу спросить.

Он. Пока.

Она. Но дальше как?

Он встает. Она держит его пальцы, Он не отрывает их из жалости.

Он сгребает куртку и сумку с полки над ними одной рукой.

Большой рукой в веснушках как у абрикоса.

Он ростом под крышу автобуса.

Он спокоен.

Он. Не надо.

Он убирает руку.

Он. Осенью вернусь на службу.

Она. Туда?

Он. Скорее всего.

Он нагибается, поднимает пустую бутылку. Аккуратно кладет ее на свое опустевшее сидение. Он не задумывается. Просто привычка не сорить. Он молча уходит по проходу. Позади него уже толпятся те, кто выходит на Красном Аксае. Теперь Она запомнит это название, она не сможет его забыть.

6. Его спина

Она (думает). Не смотри в окно, не надо.

Я не видела его спину и теперь не хочу.

Я не хочу видеть их спины.

Слышать, как они крадутся или как хлопают двери.

Она смотрит.

За окном рассвет как намалеванный.

Автобус встречают почему-то с воздушными шариками. Женщина за шестьдесят с такой, характерной лиловой налаченной сединой держит на вытянутых руках расшитое полотенце, на нем каравай с воткнутой солонкой. С ней рядом мужчина с испитым лицом, хмурый. Еще люди. У одного собака вертится на поводке. Совсем щенок.

И девушка.

Она (думает). Я в таком платье, как у нее, на выпускном была. Белое, короткое, приталенное и юбка фонариком. Это было семнадцать лет назад. Полжизни…

Где же он?

Она привстает, всматривается в противоположные окна. Но к ним прилипла, заслонила вид, та парочка в очках «рэй бэн» и одинаковых джинсах.

Ей сзади стучат по плечу, что-то спрашивают.

Она (вздрагивая). Что? Остановка? Аксай, да. Красный Аксай. Не знаю, сколько стоим!

Она хватает рюкзак и сумку. Роняет и собирает стаканчики, спихивает бутылку с сидения, спотыкается об нее и не поднимает. Она, обвешанная вещами, бежит по проходу автобуса.

Она. Пропустите! Мне надо сойти, надо.

А на нее никто не смотрит – все взгляды прикованы к стеклам. Стекла даже потеют от людского любопытства. Водитель кричит: «Ну, раз такое дело еще пятнадцать минут даю. Постоим, что ли. Покурим».

Она. Какое «дело»? Что, что там?

Никто не отвечает. У всех пасхальные лица.

Перед ней вдруг выстраивается толпа на выход, она не может протиснуться к двери, а те, кто не вышел, заслонили собой окна. Она начинает проталкиваться.

Она. Позвольте я вас обгоню! …Да, проспала. Да, выхожу. …Наступила, ой, простите. …Меня там ждут!!! Он же, вы не понимаете, он же… уедет.

Она (думает). Всегда всё решает отчаянный жест. Тридцать лет фильмы смотрела и не заучила, блин. Барбара снотворного наглоталась, а Редфорда вернула. Вон он, кажется? Нет, не он. Этот низенький какой-то. Мой большой.

Она. Женщина, можно я уже выйду. …Вы тоже? А спереди почему затор? Какое еще колено?.. Продвигайтесь вы уже, пожалуйста! Да, пожар! Какое вам дело? …Черт, рюкзак зацепился за ваш чемодан.

С улицы слышны аплодисменты. Она вторая к выходу, женщина впереди никак не стащит по ступеням свой чемодан. Колесики трык-трык. Скатился.

Она застряла в дверях. Ей стучат по плечу. Она не реагирует. Не оборачивается.

Он кружит ту девушку в белом, и вот так, не замечая ее, демонстрирует ей