Драматургия: искусство истории. Универсальные принципы повествования для кино и театра - Ив Лавандье

8. Верже на глазах у всех дает пощечину Лефевру. Он убежден, что тот донес на него судье. Лефевр отрицает это.

9. Ходят слухи, что Верже тоже коррумпирован.

10. Верже приходит к судье: Лефевр сообщил ему, что Верже получил пакет. Начинается расследование, и Верже должен остаться в городе. Ни о каком отъезде в Монпелье не может быть и речи. Верже просит разрешения продолжить расследование во время предварительного следствия и получает его.

11. Верже отправляется к Лефевру и говорит ему: «Я остаюсь». Двое мужчин обмениваются понимающими улыбками.

Принцип очень эффективен: у главного героя есть план, то есть подцель, которая не встретит никаких препятствий. Его план идеально сработает. У автора есть два варианта:

1) дать нам понять, что план есть – даже если мы не знаем о нем всего, – и показать, как он осуществляется. Это драматическая ирония в стиле фильма «Миссия невыполнима». Но если план не будет ни конфронтационным для протагониста, ни особенно зрелищным, зритель заскучает;

2) скрыть план и, показав нам его часть, заставить поверить, что главный герой сталкивается с реальными препятствиями. Это – из-за конфликта – больше вовлекает зрителя в действие. Если автор не обманывает, то финальный поворот выглядит не как deus ex machina, а как приятная неожиданность, проливающая новый свет на то, что мы только что видели. Подобным образом построена вся концовка «Аферы», месть игрушек в «Истории игрушек» и сцена в кафетерии в фильме «На север через северо-запад». В этих относительно исключительных случаях ясно, что никакой драматической иронии нет.

Тайна

Как в художественных произведениях, так и в реальной жизни многие легкомысленно путают саспенс с тайной (вплоть до того, что объединяют Альфреда Хичкока и Агату Кристи), хотя эти два механизма во многом отличаются. Тайна – это не предоставление зрителю как можно большего объема информации, как в случае с саспенсом, и не полное сокрытие информации, как в случае с неожиданностью, и не оставление зрителя в догадках, как в случае с тонкой драматической иронией. Она заключается в том, чтобы сказать зрителю: «У меня есть информация, которую вы не сможете угадать, и я не собираюсь говорить вам, что это; по крайней мере, не сразу». Или, если хотите: «У меня есть секрет, но пока что я держу его при себе», что само по себе уже является информацией, но недостаточной. Перефразируя шпионские фильмы, можно сказать, что тайна говорит одновременно и слишком много, и слишком мало. На мой взгляд, у такого способа подачи повествовательной информации много недостатков.

1. Во-первых, тайна плохо сочетается с юмором. Она способна породить необычное или странное, но является совершенно неподходящим инструментом для попытки рассмешить.

Чтобы сработать, комедия требует ясности и участия аудитории, так что главная неспособность тайны далеко не анекдотична.

2. Еще одна особенность тайн заключается в том, что они часто разочаровывают, потому что их разгадка редко оправдывает пробудившееся любопытство. Возможно, именно поэтому некоторые авторы предпочитают вообще не раскрывать тайны.

3. Наконец, тайны не отличаются щедростью. Ими редко удается поделиться с другими людьми. По сути, сказать зрителю: «У меня есть кое-какая информация, но я не дам ее вам сразу», – это все равно что сказать: «Я выше вас и пользуюсь этим, я не желаю видеть вас в качестве помощника, так что сидите смирно, я сам со всем разберусь». Если автор не готов делиться тайной, то она становится неприятной, потому что зрители ходят в театр или кино не для того, чтобы оставаться в стороне. Они хотят быть сопричастными автору, быть вовлеченными в историю. Конечно, речь не идет о том, чтобы раскрыть все. Если бы это было так, публика ушла бы по домам еще до окончания повествования. Идея заключается в том, чтобы поставить зрителя между автором и персонажами истории, в частности между автором и протагонистом (см. схему ниже). Как мы уже видели, сам принцип восприятия драматургического приема заключается в том, чтобы предоставить зрителю отдачу, а значит, и преимущество (!) перед персонажами. Потому-то зрителю и неприятно, если драматург не включает его в игру своего искусства. Ведь это игра, в которую играют двое. В отличие от тайны, драматическая ирония явно приглашает зрителя к игре.

Вопреки представлениям некоторых авторов, подавляющее большинство зрителей не любят тайны. Дети, например, их терпеть не могут, будь то в жизни или в драме. Скажите ребенку, как это часто делают: «У меня есть для тебя сюрприз», и он не перестанет хотеть узнать, что же перестало быть сюрпризом и стало тайной. В общем, детям нравится быть в курсе событий. Но это верно и для взрослых.

Кому не было неприятно видеть на коктейльной вечеринке, как соседи обсуждают или смеются над темой, о которой нам ничего не известно?

В сериале «24 часа», где в изобилии сочетаются неожиданность и драматическая ирония, есть один весьма примечательный момент. Он происходит в десятой серии второго сезона (17:00–18:00): Джек Бауэр (Кифер Сазерленд) только что обезвредил Нину Майерс (Сара Кларк) и что-то шепчет ей на ухо. Мы не знаем, о чем речь, и в тот момент нет свидетелей, благодаря которым мы могли бы что-то понять. Эти несколько секунд чистой тайны вступают в противоречие с тридцатью двумя часами художественного повествования, которые их окружают, и внезапно вызывают у нас неприятное ощущение, что нас оставили в стороне.

Короче говоря, мы предпочитаем быть в курсе, а не в стороне. Знания успокаивают, и даже еще лучше – они полезны для здоровья. Семейные тайны, например, отравили жизнь многим, причем скорее именно своей секретностью, чем содержанием[42].

Во многих мифах и сказках фигурируют персонажи, которым запрещено что-то знать и которые не могут удержаться от того, чтобы не открыть ящик («Пандора») или запретную комнату («Синяя Борода»). В реальных случаях таинственных исчезновений незнание причиняет мучительные страдания. По всем этим причинам знание – цель классической драмы и многих детективных сериалов. Такова цель Рекса (Джин Бервотс) в фильме «Человек, который хотел знать»: его девушка исчезла, и он проводит несколько лет, пытаясь выяснить, что с ней случилось.

Тайна, которая хуже других

Неприятное чувство, о котором говорилось выше, умножается в десять раз, когда протагонист знает больше, чем публика. Если персонажи, кроме главного героя, знают больше, чем зрители, а мы находимся примерно на одном уровне с протагонистом, то это вполне терпимо. Именно так обстоят дела в «Музыкальной шкатулке». Главная героиня (Джессика Ланж) – адвокат, которой приходится защищать своего отца (Армин Мюллер-Шталь), обвиненного в военных преступлениях. Как