Бабья доля или Добродея - Наталья Александровна Баскакова

Большие окна, окрашенные белой краской стены, кафельный пол – всё это понравилось деревенской женщине. Но вот то, что там много народа, отсюда, очень мало места для мытья и совершенно нет щёлока, создало некое смятение.

Неприхотливая Александра быстро справилась со своей неловкостью. Пока веник разопревал в отдельной шайке, наполненной горячей водой, она помылось, затем спросила у Розы:

– Где-ко здися полок-от?

– Парилка, что ли, вон там, – девочка жестом показала на закрытую дверь.

– Знаете чё, девки, вы покуля мойтеся, а я пойду париться.

Александра взяла веник и отправилась в парилку. Открыв дверь, она опять удивилась тому, что нигде не было каменки, только один высокий деревянный полок. Чтобы оказаться наверху, нужно преодолеть ступенек шесть. Женщина, обожающая париться при высокой температуре стала подниматься наверх полка.

В парилке не было ни души. Алксандра удобно устроилась на полке и только взмахнула веником, чтобы распарить свои косточки, как вдруг что-то зашумело и загремело. Александра перепугалась. Ей было невдомёк, что это не что иное, как подача пара. Она подумала, что сделала что-то не так и скорее попыталась спуститься вниз, но оступилась… и с криком: «Карау-у-у-ул!!!» – кубарем слетела на кафельный пол.

Когда вошли в парилку, женщина лежала на полу не в силах подняться, и лишь только гладя рукой кафель, постоянно приговаривала:

– Прости, мистечко, прости, мать-сыра земля.

Вошедшие испугались, не с ума ли сошла женщина от удара с большой высоты. Им всем было не вдомёк, что Александра просила прощение у земли, что ударила её своим грешным телом, тем самым просила меньше увечья и сохранить здоровье, которое ей сейчас, ох, как необходимо.

Александру подняли с пола и, убедившись в том, что ноги не покалечены, Роза с Авой под руки увели её в больницу. У Александры глаза наполнились слезами не потому, что она ощущала боль в области грудной клетки, а потому, что стремилась облегчить участь сиротам, а оказалась обузой у малолетних детей, испытавших все тяжбы жизни.

Ренгеновское обследование показало, что Алксандра получила перелом двух рёбер, и её положили в больницу. Но одержимой женщине не пристало расписываться в своём бессилии. Когда боль немного стихла, она стала разглядывать постельное бельё, на себе рубашку и искренне удивлялась: «Война, в магазине мыла нет, а гли-косе, како всё бело. Вот бы моим ребетёшкам настирать так всё до бела».

Осторожно, найдя ту «ниточку», которая ведёт к истокам чистого белья, Александра пришла в прачечную, где работала приветливая женщина и звали её Серафима. И как-то само по себе вышло, но разговор между двумя собеседницами завязался быстро.

Несомненно, изначально Серафима, чуть ли не водворила восвояси непонятливую больную из помещения, куда вход может быть разрешён только медицинскому персоналу. Но после того, как Александра рассказала, с какой целью оказалась в Рудницке, Серафима в корне изменила своё отношение к нарушениям правил и инструкций.

О трагедии, произошедшей совсем недавно на руднике, весь небольшой городок знает. Многие переживали за плачевное состояние сирот. И вот появляется энтузиастка,

которая, не смотря на военное, тяжёлое, голодное время рискует забрать на своё попечение больных детей.

– Скажи-косе ты мине на милось, Сима, чем ты стирашь рубахи-те, чё оне таки белы?

– Каки рубахи, – не поняла прачка.

– Ну, наволочки, простыни, халаты, пелёнки, платки.

– А причём здесь «рубахи»,– не могла в толк взять Серафима.

– Едук у нас в деревне всё бельё рубахами зовут, – пояснила Александра.

– Чем стираю, в больнице дают немного каустической соды, чё выпариваю, чё вымачиваю, – сказала Серафима.

– Молодец кака, – искренне похвалила Александра. Потом немного подумав, как будто, подбирая нужные слова, продолжила – знашь, Сима, чё я тебя-косе спросить хочу?

– Чё?

– Я вот приехала, увидала, как ребятёшки чижало живут, мыла нету-косе. Роза стират, стират шшолоком, старается, а кого настирашь без мыла-то.

– Да, – сочувственно согласилась Серафима,– шибко тяжёло время наступило, военно, тут ишшо и матери нет.

– Беда, да и токмо, – в такт ей ответила Александра, – давай-косе, Сима, подмогни ребятёшкам.

– Чем же я помогу детям?

– Перестирай-косе с содой в своих бадьях их рубахи.

– Да ты чё, никак с ума спятила?

– Ни чё не спетила, а ты уважь, подмогни. Сиротам помочь дело свято.

– Да меня же отседа турнут, – отказывалась Серафима.

– А ты потихоньку выстирашь, девки-те домой унесут и тамо-косе высушат.

После долгих переговоров Серафима сдалась.

Когда Роза с Авой пришли навестить Александру, она им заговорческим тоном прошептала:

– Знате- косе чё, девки, я надумала?

– Чё? – не поняли девочки.

– Счес идите домой, соберите каки никаки грязны рубахи и приташшите в прачку, тамо-косе Сима така есь, она вам всё выстират.

– Каки рубахи – папанины, Людушкины, Вовочкины, наши нижние и всё?

– Да, вы чё, наволочки, простыни, задергушки, ну и все рубашёнки и штаны, – пояснилда Александра.

– Ты же сказала, что рубахи.

– Дак у нас всё бельё рубахами зовут.

Роза опять с некоторой отчуждённостью приняла такой говор, правда уже откровенно свою неприязнь не показывала.

***

После выписки из больницы дети, кроме Людвига, который остался в Рудницке заканчивать школу, поехали в деревню.

Вот оно новое их место жительства. Деревня открылась диарамно: слева густой стеной проходит смешанный лес. Вдали также лес, чередующийся с полями и лугами. Справа, вдалеке, проходит грядой большой горный хребет, у подножья которого бойко несёт свои воды река Лунная. А в небольшой ложбине от края до края растянулись два порядка домов. Соломенные и тесовые двускатные крыши небогатых людей теснились между четырёхскатными крышами, под которыми жила вся деревенская знать.

По средине деревни протекала речушка Каменка, а на берегу стояли бани «по чёрному», мельница да колхозные амбары. С одной стороны край деревни замыкал конный двор, а с другой стороны – животноводческая ферма, за деревней возвышался ток. В центре деревни красовалась школа, библиотека, магазин, тут же был и амбар.

Именно в школе, а вернее, в двух маленьких комнатушках при школе, и предстояло жить прибывшим детям.

Деревня встретила сирот неоднозначно. Одни не могли понять благородных порывов Александры, ведь это же действительно безумство – приголубить коростливых, завшивленных детей, да ещё и маленький больной мальчик: руки и ноги тоненькие, туловище и голова, напротив, больших размеров.

Приходили эти непрошенные «сострадальцы», советчицы и начинали учить уму-разуму непутёвую бабёнку, которая, казалось бы, уже смирилась с участью одиночества. Она была довольна даже тем, что собиралась со своими товарками и пела песни. А сейчас решилась обзавестись семьёй, да и семья-то не её, смех сквозь слёзы.

Подобные «благодетельницы»