Жуазель - Морис Метерлинк

Отец. Да, доктор не позволяет держать его в комнате матери.

Дядя. Но кормилица при нем?

Отец. Нет, она пошла отдохнуть на минуту. Она вполне заслужила свой отдых. Урсула, поди погляди, крепко ли он спит.

Старшая дочь. Хорошо, отец.

Три сестры поднимаются и, держась за руки, входят в комнату направо.

Отец. В котором часу придет наша сестра?

Дядя. Думаю, что она придет около девяти.

Отец. Теперь уже пробило девять. Мне хотелось бы, чтобы она сегодня пришла; жена моя очень хочет ее видеть.

Дядя. Она наверняка придет. Ведь она в первый раз приходит сюда?

Отец. Да, она ни разу здесь не была.

Дядя. Ей трудно отлучиться из монастыря.

Отец. Она придет одна?

Дядя. Вероятно, одна из монахинь будет сопровождать ее. Им нельзя выходить без провожатых.

Отец. Но ведь она настоятельница.

Дядя. Устав для всех одинаковый.

Дед. Вас больше ничто не беспокоит?

Дядя. Почему бы нам беспокоиться? Не надо больше об этом говорить. Больше нечего бояться.

Дед. Сестра ваша старше вас?

Дядя. Она у нас самая старшая.

Дед. Не знаю, что со мной; я неспокоен. Я хотел бы, чтобы ваша сестра была уже здесь.

Дядя. Она придет; она обещала.

Дед. Я бы хотел, чтоб этот вечер уже прошел!

Возвращаются три дочери.

Отец. Он спит?

Старшая дочь. Да, отец, глубоким сном.

Дядя. Что мы будем делать в ожидании?

Дед. В ожидании чего?

Дядя. В ожидании сестры.

Отец. Никто не идет сюда, Урсула?

Старшая дочь (у окна). Нет, отец.

Отец. А на улице?.. Ты видишь улицу?

Дочь. Да, отец; луна светит, и я вижу улицу вплоть до кипарисовой рощи.

Дед. И ты никого не видишь?

Дочь. Никого, дедушка.

Дядя. Какая погода?

Дочь. Ясная; слышите соловьев?

Дядя. Да, да.

Дочь. Легкий ветер подымается на улице.

Дед. Легкий ветер на улице?

Дочь. Да, деревья слегка трепещут.

Дядя. Удивительно, что нет еще моей сестры.

Дед. Я уже не слышу соловьев.

Дочь. Мне кажется, кто-то вошел в сад, дедушка.

Дед. Кто это?

Дочь. Не знаю; я никого не вижу.

Дядя. Потому что никого нет.

Дочь. Должно быть, в саду есть кто-нибудь; соловьи вдруг замолкли.

Дед. Но я все-таки не слышу шагов.

Дочь. Кто-то, должно быть, проходит мимо пруда, потому что лебеди напуганы.

Вторая дочь. А все рыбы в пруду вдруг погрузились в воду.

Отец. Ты никого не видишь?

Дочь. Никого, отец.

Отец. А между тем пруд освещен луною.

Дочь. Да; я вижу, что лебеди испугались.

Дядя. Я уверен, моя сестра напугала их. Она вошла, по всей вероятности, через калитку.

Отец. Не могу объяснить, почему не лают собаки.

Дочь. Я вижу сторожевую собаку в самой глубине будки. Лебеди плывут к другому берегу!..

Дядя. Они испугались моей сестры. Пойду посмотрю. (Зовет.) Сестра! Сестра! Это ты?.. Никого нет.

Дочь. Я уверена, что кто-то вошел в сад. Вот увидите.

Дядя. Но она бы мне ответила!

Дед. Урсула, разве соловьи не начинают снова петь?

Дочь. Не слышно ни одного.

Отец. Царит мертвая тишина!

Дед. Это, должно быть, чужой их напугал. Будь тут кто-нибудь из домашних, — они не молчали бы.

Дядя. Теперь уж вы и о соловьях забеспокоились!

Дед. Все ли окна открыты, Урсула?

Дочь. Стеклянная дверь открыта, дедушка.

Дед. Мне кажется, что в комнату пахнуло холодом.

Дочь. Легкий ветер поднялся в саду, и розы осыпаются.

Отец. Затвори дверь. Уже поздно.

Дочь. Хорошо, отец… Я не могу закрыть дверь.

Две другие дочери. Мы не можем закрыть ее.

Дед. Что случилось, дети мои?

Дядя. Зачем говорить это таким странным голосом? Я помогу им.

Старшая дочь. Мы не можем притворить ее вплотную.

Дядя. Это вследствие сырости. Нажмем все вместе. Между обеими половинками что-то застряло.

Отец. Плотник это поправит завтра.

Дед. Разве плотник придет завтра?

Дочь. Да, дедушка; у него работа в погребе.

Дед. Он нашумит на весь дом!..

Дочь. Я попрошу его работать потише.

Слышится вдруг лязг оттачиваемой косы.

Дед (вздрагивая). О!

Дядя. Что это такое?

Дочь. Не знаю наверное; мне кажется, что это садовник. Но я не могу разглядеть, — он в тени, за домом.

Отец. Это садовник собирается косить.

Дядя. Он косит ночью?

Отец. Ведь завтра воскресенье… Да… Я сказал ему, что трава вокруг дома очень высока.

Дед. Мне кажется, что его коса очень громко звенит.

Дочь. Он косит вокруг дома.

Дед. Видишь ли ты его, Урсула?

Дочь. Нет, дедушка; он стоит в темноте.

Дед. Боюсь, как бы он не разбудил мою дочь.

Дядя. Я еле слышу его.

Дед. Я слышу так явственно, как будто бы он косил в самом доме.

Дядя. Больная не услышит; нечего опасаться.

Отец. Мне кажется, что лампа сегодня горит не особенно ярко.

Дядя. Надо прибавить масла.

Отец. Сегодня утром я велел ее заправить. Лампа плохо горит с тех пор, как закрыли окна.

Дядя. Мне кажется, что стекло потускнело.

Отец. Она сейчас начнет гореть ярче.

Дочь. Дедушка заснул. Он уже третью ночь не спит.

Отец. Он пережил много беспокойств.

Дядя. Он всегда беспокоится сверх меры. Бывают минуты, когда он не хочет слушать никаких доводов.

Отец. В его годы это извинительно.

Дядя. Одному Богу известно, где будем мы в его годы!

Отец. Ему около восьмидесяти лет.

Дядя. Не грешно иметь странности в такие годы.

Отец. Он похож на всех слепых.

Дядя. Они всегда слишком много рассуждают.

Отец. У них слишком много досуга.

Дядя. Им нечего делать.

Отец. К тому же у них нет никаких развлечений.

Дядя. Это должно быть ужасно.

Отец. Кажется, к этому привыкают.

Дядя. Не могу себе этого представить.

Отец. Они поистине достойны жалости.

Дядя. Не знать, где находишься, не знать, откуда идешь, не знать, куда идешь, не различать ни полдня от полуночи, ни лета от зимы… И эти вечные потемки, вечные потемки… Я предпочел бы не жить вовсе… Разве это неизлечимо?

Отец. Кажется.

Дядя. Но ведь он не окончательно ослеп?

Отец. Он различает сильный свет.

Дядя. Нужно беречь глаза.

Отец. У него являются часто странные мысли.

Дядя. Бывают минуты, когда он не особенно приятен.

Отец. Он говорит все, что думает.

Дядя. Но прежде он не был таким?

Отец. Нет; когда-то он был таким же благоразумным, как и мы; он не говорил ничего необычайного. Правда, что Урсула слишком потворствует ему; она отвечает