Собрание произведений в 2 томах. Том II (изд. 3-е) - Леонид Львович Аронзон

Макроплан закрытого веком глаза. Веко подымается — макроплан глаза. Может быть, если хватит времени, погрузиться в него, увидеть отражённый сетчаткой, перевёрнутый пейзаж, палочки и колбочки, нервные волокна, ведущие к зрительному нерву.

— Значит, цветовое разнообразие мира зависит не только от красок мира, но и от нашего виденья их, от возможностей нашего цветового зрения. Значит, созерцая, мы создаём, хотим мы того или не хотим.

Три одинаковых красных образца. За каждым возникает фон: белый, оранжевый, синий. Фон исчезает — три одинаковых красных образца. Снова фон, иные цвета, фон исчезает.

— Вот три одинаковых красных образца. Но одинаковых ли? Но красных ли? Да, одинаковых. Да, красных. Уберите фон — и к ним вернется их изначальный цвет. Но он и не становился другим: игра цветов здесь — игра только нашего ощущения. Соседство одного цвета с другим по закону цветового контраста сказывается на нашем восприятии этих цветов.

Счастливый пейзаж Моне: с холмов стекает нескончаемая лава цветов, дети в цветах, цветы в цветах, люди, теневой зонтик. Из картины выхватываются только фрагменты, где много красного, всей картины не надо. Фрагменты перемежаются с живой натурой такого же поля, снятого, как написанного Моне[6].

— Помните этот пейзаж? это царство маков? Тогда, ночью, я говорил вам, что днём здесь будет роскошно, и разве не роскошно! Сколько цветов, сколько красного! Цветы сейчас вполне достойны так называться. Но где их краски были ночью? Нет, они никуда не исчезали, но исчезала наша способность видеть их, в темноте мы все — цветослепые; чтобы видеть цвета, нам нужен свет.

Лучи зенитного солнца пронизывают бор, красивыми пятнами пачкают платье ренуаровской дамы на качелях, отражённые от ряби, играют на арках мостов, расплавляют стрекоз, устраивают праздник натюрмортов Сарьяна, ослепляют куполами, дрожат быстрыми радугами водопадов, темнеют красотой гогеновских таитянок и т. д., и т. п.

В солнечные лучи врисовываются мульти — электромагнитные волны различной длины.

— Солнечный свет — это солнечный свет, но можно определить его и иначе, например, как поток электромагнитных волн разной длины. У каждого вида излучения, у каждой длины волны есть свои свойства. Так вот одно из них мы воспринимаем как цвет.

Спектральная полоса, которую атакуют мульти-электромагнитные волны.

— Длинноволновые излучения — красный и оранжевый цвет, средние волны — зелёный и жёлтый, короткие — голубой, синий, фиолетовый. Волны от 670 до 380 миллимикрон — наш видимый спектр. За его пределами мы все — цветослепые. Все.

На экране спектральная полоса, за кадром мощное гудение. Миллионноголовый рой пчёл, мазок к мазку. Макроплан пчелиного глаза. Что же этот глаз видит? Снятые в ультрафиолетовом свете крылья бабочки лимонницы или боярышницы, цветы гусиная лапка. Там, где для нас красное, для пчелы — чёрное. Значит, вот розы алые, но вот они же — чёрные, блоковские: «Я послал тебе чёрную розу в бокале золотого, как небо, Аи».

— Но случись вам увидеть мир глазами пчелы, и вам бы открылась недоступная для людей ультрафиолетовая часть спектра. Но зато многие оттенки жёлтого и всё красное стало бы для вас чёрным. Нет, пчела не видит мир только в чёрном цвете: зелёное для нее зелёное, голубое — голубое, но длинноволнового участка спектра она не воспринимает.

Экспериментальная лаборатория, в которой проводятся электрофизиологические опыты по исследованию цветового зрения. Препарат глаза рыбы. Электроды. На экране опыта сменяются цвета, и реакция рыбы на смену цветов регистрируется осциллограммой.

— А большинство рыб видят невидимую для нас часть спектра с другой его стороны — инфракрасную, однако коротковолновые излучения — синие и фиолетовые тона — для них, увы, чёрные.

Поле аномалоскопа — круг, одна половина которого красная, другая — зелёная. Цвета взяты в таком варианте, что для дихроматов круг выглядит одноцветным… Море разноцветных кружков, кружков, кружков, из которых набраны цифры или геометрические фигуры. На таблице, где дан треугольник, внимание зрителей задерживается. Вообще хотелось бы, где возможно, построить эпизоды по принципу хэппенинга: с участием зрителей в происходящем.

— Можно поручиться, что некоторым из вас этот круг представляется одноцветным, а это море кружков просто море кружков. Но фигуру на этой таблице заметят все. Только какую?.. Треугольник или… круг? Увидевшие круг — дихроматы, или дальтоники. Отдельные разные цвета, чаще всего красный и зелёный, воспринимаются ими как одинаковые. Вот посмотрите таблицы и сравните, то ли вы видите, что и ваши соседи.

Одна таблица Рабкина замещается другой таблицей Рабкина, и всякий зритель имеет возможность проверить себя, разумеется, поверхностно, но всё равно ему это будет интересно. Кружки превращаются в точки пуантилистической живописи. Калейдоскоп живописи перемежается с городскими и сельскими пейзажами или с макропланами различных глаз, или с киноколлажем: весь экран заполнен крупными планами глаз, может быть, только людей, может быть, и людей, и животных.

— Значит, и среди людей существуют разные системы цветовиденья. Значит, определение цвета зависит от того, какая система его оценивает. Нет видящих неправильно: каждый видит то, что он видит. В быту мы пользуемся системой цветового зрения трихромата, системой, видящей все цвета спектра как различные цвета. Но и эта система не всегда однозначна.

Круг, один спектр которого синий, другой — красный. Три или пять секунд, что выяснится во время рабочих просмотров фильма, — и круг на мгновение закрывается чёрным. Чёрное исчезло — на экране всё то же изображение: круг, один спектр которого синий, другой — красный. Но в зале эффект: цвета круга воспринимаются теперь как не эти цвета.

— Не отрывая взгляда, смотрите на этот круг. Считаю. Двадцать один. Двадцать один. Двадцать один. Двадцать один. Двадцать один. Никакого кинотрюка, конечно, не было. Сейчас красный опять станет красным, синий — синим. Но какое-то время вы видели эти цвета иными, значит, ваша оценка цвета может быть неточной.

Киноглаз погружается в красный сектор круга. Весь экран — ярко-красный экран, и он пребывает в таком варианте несколько секунд. Затем молниеносно красное замещается белым.

— Вот ещё пример. Если долго смотреть на красное, а потом увидеть белое, то оно покажется вам зелёным. Всё зависит от того, как настроена в данный момент ваша оптическая система — глаз.

Волны всевозможной расцветки тканей, ибо мы на текстильной фабрике. Крупным планом одна репродукция накладывается на другую, как у Хуциева, — печатный станок штампует репродукции, ибо мы на полиграфической фабрике.

— Как же тогда разобраться в том, какой цвет какой? В быту неточности простительны, но они недопустимы на производстве, где цвет подчас основной материал, где без точного знания, какой