Стихи духовные - Автор Неизвестен

мирового дерева, уходящего корнями в преисподнюю (подземный мир) и вершиной достигающего неба. Если это так, в Голубиной Книге дана грандиозная картина мироздания в противостоянии его крайних сфер и в их единстве. И это мироздание не статично. Горы — от одной горы, города — от одного города, церкви — от одной церкви и т. д. Предполагается центробежное движение во времени и пространстве к появлению все новых гор, новых городов, новых церквей и т. д. В Голубиной Книге дана еретическая, сильно расходящаяся с ветхозаветной и евангельской, концепция миротворения и мироздания. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» — этой формулировкой Иоанн Евангелист как бы снял противоречия в библейской картине сотворения мира: Бог творит его (небо и землю) из ничего, а некоторые элементы его делает из «подручного» материала (человек сотворен «из праха земного»). Бог как идея для духовных стихов и непонятен, и неприемлем. Он существует как нечто материальное (пусть в свето-цветовом воплощении). Только от материального может отпочковаться, родиться материальное. Под христианским колоритом Голубиной Книги кроются воззрения, идущие из глубин дохристианских тысячелетий.

В пределах обозначенного Голубиной Книгой времени развивается, через отдельные сюжеты, своеобразная история человечества в ее народно-христианском толковании. Жизнь Иисуса Христа, с одной стороны, временной центр, завершивший предшествующий период (от Адама), а с другой — начало новой и главной для духовных стихов истории. Появившиеся как основные персонажи в стихах на евангельские сюжеты Христос и Богородица (Богоматерь, Святая Дева, Мария) стали сквозными для всего состава духовных стихов (вместе с реже упоминаемыми некоторыми библейскими праотцами, пророками и апостолами). Они же предопределили программу поведения более поздних персонажей-праведников, оценки поступков грешников.

В течение тысячелетий народы славили своих героев, борцов с силами зла. Их противниками часто выступали драконы, змееподобные существа. Христианская литература и устная поэзия при своем зарождении и развитии опирались на древнюю (языческую) мифологию, вовлекая в сферу своего творчества старые системы персонажей, наделяя их новыми качествами и функциями, изменяя цели их борьбы.

Федор Тирон один побеждает вражеское войско, освобождает похищенную змеем мать. Это подвиги собственно былинного богатыря. И небольшое отличие: былинным героям за их подвиги князь Владимир предлагает «села с приселками, города с пригородками», золотую казну (от вознаграждения богатыри обычно отказываются), а Федору царь Константин обещает «царство небесное» и избавление от «муки вечныя» а после подвигов устанавливает ежегодный день его памяти. Любопытно совмещение богатырского и духовно-христианского оружия: собираясь на битву со змеем,

Он берет книгу евангельску,

Он берет животворящий крест,

Наточил саблю вострую,

Опустил копье мурзавецкое.

Чтение Евангелия на берегу моря вызвало сказочную рыбу-кит, по которой Федор переправился «как по суху» к обиталищу змея (и обратно), а богатырским оружием он победил врага. Скипетр, которым побеждает Егорий Храбрый змея в одном из вариантов стиха, уже не богатырское оружие, но еще может восприниматься как что-то вроде тяжелой богатырской палицы; в другом варианте стоило Егорию произнести заклинание (Уже ты стань, змея, да тиха, кротка), как чудовище, наводившее страх на город и государство, смиряется и его, как собачку, можно вести на поводке. Слово, за которым стоит вера в Христа, слово от имени Христа — главное оружие героев духовных стихов. Егорий Храбрый словом распределяет по земле леса и горы, реки и моря, расселяет зверей и определяет им пропитание.

В этих эпизодах Егорий действует сам как Бог, только силой своего слова. Эта сила унаследована им от более раннего времени. Образ Егория Храброго (Георгия Победоносца) по своему происхождению — один из наиболее сложных. Он впитал в себя признаки солнечных божеств Ближнего Востока, Египта, всего Средиземноморья. Культ Георгия как покровителя животных, весеннего возрождения распространен в ряде христианских стран, особенно у восточных и южных славян. Как воитель с темными силами природы, он приобрел атрибуты воина, но, переведенный в христианские герои, он почти не пользуется оружием. В то же время это единственный из героев духовных стихов, под страхом смерти внедряющий новую веру. Освобождение царской дочери от змея не главное в стихе: город и государство остаются обреченными на уничтожение змеем, если они не вернутся в лоно христианской веры или не примут ее (в другом варианте). Если принять во внимание содержащееся в начале стиха сообщение, что змея лютого на город напустил сам Бог за отступничество от веры (или за неверие), то Егорий очень искусно сумел использовать врага для насаждения христианства.

Однако образ Егория Храброго как воителя за утверждение христианской веры, несмотря на его исключительную популярность в народной среде, выглядит все же одиноким среди персонажей духовных стихов. Тот же Егорий обрел и более свойственную героям христианской литературы ипостась.

Раннее христианство привлекало к себе сторонников не оружием, а положительным примером твердости в своей вере, страданиями за нее, силой божественного слова. В условиях гонений на христиан создавались легенды о мучениках за веру и одним из мучеников стал Егорий Храбрый. Первым в ряду таких мучеников был сам Христос.

Правда, страдания Христа на кресте, по евангельским описаниям и по изображению в духовных стихах, не выходят за рамки реального. Истязания последователей Христа настолько невероятны, что все мыслимые и немыслимые возможности человека остаются далеко позади. Егория пилят «пилами булатными», рубят топорами, жгут в печи, бросают в котел с кипящей смолой и т. д. Пытки не ведут к желаемому результату. Похоже, что Егорий вообще не испытывает страданий (Егорью ничего не вредило). По-видимому, так и быть должно: каждая пытка только укрепляет Егория в его вере. Духовное начало, обретаемое безграничной убежденностью в своей вере, делает человека неуязвимым. Превосходство духовного над телесным, доходящее до признания абсолютной незначимости последнего, — одна из основных идей, «материализуемых» в христианских легендах и сказаниях.

Через сходные испытания проходят Кирик и его мать. Можно предположить, что Егорий, будучи взрослым, сознательно определил свою позицию. В случае с Кириком иное — он святой младенец. А это значит, что обусловленная святостью неуязвимость младенца логически непостижима, как, впрочем, многое в христианской литературе и духовных стихах.

И Егорий, и Кирик с Улитой — невольные страдальцы. Они попадают в среду, которая нетерпима к иной вере. В своих устремлениях христианство предполагало внутренние побуждения к принятию его учения и реализации его идеалов, а последние требовали отказа от всех земных благ и радостей. Мирская суета неминуемо ведет к вольным или невольным грехам, то есть к нарушению божественных установлений. Чтобы избежать соблазнов, обрести независимую от телесного духовность, надо стать свободным от