Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде

А у р е л и я. Ты видела их вместе?

М а й р а. Ничего подобного, что вы. Их! Таливалдиса и Зинту! Нет. Я учусь в десятом классе вечерней школы, и то еще таращусь на вашего сына, как на Гималайскую гору…

А у р е л и я. Такой и не существует, есть Гималаи, горный хребет. Так же как Урал, Пиренеи, Альпы.

М а й р а. Ну, правильно, таращусь, как на Урал. Нет, вы мне заморочили голову, какой Урал… Только смотрю, слушаю да глубоко поражаюсь, но Зинта, которая не знает самых элементарных вещей, где уж ей! Нет, Зинта упорно катится по рельсам, в конечном пункте которых должен находиться муж, направо и налево она не смотрит, дальше тоже не заглядывает… Ваш сын не из тех, кто женится на наших.

А у р е л и я. И все же ты, Майра, подумала о Таливалдисе. Почему?

М а й р а. Сама не знаю… Сначала вымоем окна?

А у р е л и я. Так было намечено, но… отложим сегодня уборку. Спасибо, что ты пришла, и извини меня, пожалуйста. Нет сил.

М а й р а. У меня хватит. Скажите только, что надо делать.

А у р е л и я. Нет настроения… Да, вот о чем я тебя попрошу. Видишь ли, неделю назад, в ту пятницу, Зинта оставила тут скроенное платье, а сама больше не появлялась. Так неловко получилось, что… одним словом, платье надо было простирнуть, и я вчера вечером… Пока нет солнца, не мешало бы посушить его на балконе. Такая непривычная ткань, я немного побаиваюсь, что после сушки на солнце она может сесть и даже чуть пожелтеть. Принеси, пожалуйста.

М а й р а. Из кухни?

А у р е л и я. Да, там же веревка и прищепки.

М а й р а  уходит.

Вскоре возвращается с тазом, в котором сложено раскроенное платье и все остальное. Выходит на балкон, ставит таз на пол, натягивает веревку, вешает платье для просушки. Делая все это, она разговаривает с Аурелией.

М а й р а. Тетя Аурелия, вы обратили внимание, как поразительно красиво Огре?

А у р е л и я. Да.

М а й р а. Раньше я не замечала. Хожу и смотрю, одно место, другое… Горы, с которых можно увидеть Курземе, далеко за Даугавой… Улицы с березами, улицы с елями… Дома, окна которых вечером, когда зажигают свет, светятся над верхушками деревьев… Берега реки по обе стороны мостика, и в Парогре, где карусель, на той лужайке… Знаете?

А у р е л и я. Знаю.

М а й р а. Сегодня утром там не было ни души, только огромные ели да маленькие карусельные лошадки, выглядевшие так странно и неуместно, будто их кто потерял… Вы бывали у плотины за картонной фабрикой?

А у р е л и я. Бывала.

М а й р а. Почти три года я проходила как дебилка, только диву даешься.

А у р е л и я. Теперь ты начинаешь смотреть на Огре и на мир глазами человека, которого любишь.

Майра прекращает работу, входит в комнату, останавливается перед Аурелией.

Не так?

М а й р а. Не надо об этом говорить, тетя Аурелия.

А у р е л и я. Видишь ли…

М а й р а. Об этом никто не должен знать, никто и никогда.

А у р е л и я. Будь по-твоему.

М а й р а. Таливалдису скажите только, что удмуртскую девушку зовут… Опять забыла!

А у р е л и я. В следующий раз запиши.

М а й р а. Придется так и сделать… (Идет обратно на балкон и продолжает прерванное занятие, развешивая на капроновой веревке скроенное белое свадебное платье Зинты.) Удмуртию она не знает, потому что родилась и выросла в Белоруссии. Как же так, говорю я, — Икшкиле ты видела… она была вместе с нами и очень восхищалась… в Икшкиле, говорю, ты была, а где находится колыбель твоего народа, не знаешь… Однажды вечером сидели мы с ней на скалах, вы, может, знаете, где Огре впадает в Даугаву, и я ей до тех пор рассказывала про Удмуртию, какие там растут удивительные фиалки и вообще, пока бедняжка с тоски не расплакалась, и во время отпуска мы с ней и одной ее подругой — татаркой, поедем в Удмуртию… (Закончив дела на балконе, возвращается в комнату.) Тетя Аурелия, в ту минуту, когда мы с ней там, у Даугавы, сидели, я и не подозревала, что меня ожидает в ботаническом саду, потому что эта фиалка называется совсем иначе и к Удмуртии не имеет ни малейшего отношения… Я, конечно, противилась, потому что для меня она есть и будет фиалкой Удмуртии, но ничего не помогло…

А у р е л и я. Таливалдис, верно, что-то напутал. Увлекаясь абсолютно всем на свете, он становится поверхностным.

М а й р а. Скорее, они сами перепутали и неправильно сказали Таливалдису… Мы поцапались, но одну фиалочку я у них все же выпросила, вроде бы для коллекции, хотя в нашей комнатке есть только жалкий кактусик, который мы все дружно то забываем полить, то вдруг, по внезапному вдохновению, поливаем все четверо, так что тот плавает… Да, и этот цветок мне… я не вижу в нем ничего особенного, хоть убейте, но я решила смотреть до тех пор, пока не постигну, в чем его, ну… своеобразие! (Оглядывается на дверь.)

Входит  Т а л и в а л д и с  с папкой.

Т а л и в а л д и с. Здравствуйте.

М а й р а. Здравствуйте. Мне следует мгновенно исчезнуть, верно?

Т а л и в а л д и с. Почему?

М а й р а. Я же обещала никогда больше не показываться вам на глаза.

Т а л и в а л д и с. Чепуха. (Кладет папку на стол.)

А у р е л и я. Рано ты кончил.

Т а л и в а л д и с. Да.

А у р е л и я. До рынка хоть дошел?

Т а л и в а л д и с. Дошел. Несколько колоритных старушек продавали ранние яблоки, но я чувствовал, что сегодня не идет, и…

А у р е л и я. Потому что вчера много сделал на Доле.

Т а л и в а л д и с. Может, поэтому. (Майре.) Вы бывали там, на Доле? Нет, разумеется… Захватывающе. Бетон, это все же нечто могучее, и люди, которые создают эту скалу искусственного камня, со временем становятся такими же… Рисовал до позднего вечера, мною овладела какая-то одержимость, ненасытность…

А у р е л и я. Ненасытность, это ты хорошо сказал. О себе.

Таливалдис выходит на балкон и видит на веревке части платья.

Т а л и в а л д и с. Зинта здесь? Ее работа?

А у р е л и я. Нет. Моя и Майры.

М а й р а. Зинта вчера взяла выходной, ей без звука дали, она годами не опаздывала и считается в цехе в числе лучших, и она уехала. К матери, надо полагать, хотя нам ничего не сказала, и обратно теперь вернется не раньше понедельника.

А у р е л и я. Мне пришла отличная мысль: пообедаем втроем.

М а й р а. Но я…

А у р е л и я. Я тебя учитывала. Предполагалось ведь, что ты будешь работать! У меня абсолютно все готово, надо будет только почистить и поставить варить картошку, она в алюминиевой мисочке на подоконнике.

Майра кивает и идет к двери.

Взглянув на Таливалдиса, останавливается.

М а й р а. Фиалка Узамбара.

Т а л и в а л д и с. Ну и?

М а й р а. А не Удмуртии.

Т а л и в а л д и с. Вот как… Разве это не там же где-то?

М а й р а. Узамбар? Да, неподалеку оттуда, в Африке.

Аурелия смеется.

Т а л и в а л д и с. В конце концов, важен