Кляпа 2 - Алексей Небоходов

с портфелем… остановился на Валентине, и задержал взгляд чуть дольше, чем позволял бы протокол сдержанного педагога, как будто в ней было что—то неуловимо знакомое. Он не стал таращиться. Просто посмотрел. Улыбнулся. Тепло. Не с намёком. Не с «о, свеженькая».

А как будто узнал её. Или хотел узнать. Как будто видел не свитер, не волосы, не отсутствие макияжа – а что—то другое. Возможно, душу. А возможно – просто тень на щеке.

Валентина сжалась в кресле. Спина напряглась, руки обхватили сумку. Губы растянулись в попытке улыбки, но вышло что—то между судорогой и рекламой прокисшего йогурта.

– Он смотрит! – захлебнулась Кляпа. – Он уже наш! Переходи в режим «ласковый пингвин». Щурь глаза. Делай вид, что чихаешь чувственно.

– Я тебе сейчас чихну.

– Валюша, это судьба. Это преподавательский меч. Мы нашли того, кто не боится дневников и разбитых сердец.

Валентина опустила взгляд. Начала считать плитки на полу. Они были кривые, местами с трещинами, но всё равно – надёжнее, чем собственные мысли.

Павел Игоревич между тем рассказывал про планы класса, успеваемость и проблемы с дисциплиной. Говорил мягко, не с укором, а как бы вместе. В нём не было пафоса. Не было давления. Только человеческая попытка наладить контакт.

И в этой мягкости было страшнее, чем в командирском окрике.

Потому что Валя вдруг поняла – она бы могла. Вот прямо сейчас. Если бы не эта тварь внутри. Если бы не миссия. Не задачи. Не отчёты и «минус один». Просто могла бы… хотеть. Без последствий. Без протоколов.

И это было так страшно, что она снова начала потеть. Но не от возбуждения. А от нежности, которую не заказывала.

Собрание добралось до середины. Павел Игоревич рассказывал о грядущей олимпиаде по биологии, о планах по ремонту гардеробной и необходимости сдать по сто рублей на коврик. Всё шло спокойно, даже скучновато. Валентина уже почти расслабилась. Почти. То есть спина ещё держалась, но лопатки вроде как начали отлипать от стула.

И тут внутри щёлкнуло. Будильник!

Без предупреждения. Без анонса. Без трейлера. Просто: бац! – и тело Валентины враз стало похожим на паровой котёл в критическом режиме. Ноги задрожали, шея напряглась, руки сжались на сумке так, будто та была последним звеном между ней и полным распадом личности.

– О, да! – взвизгнула Кляпа внутри с восторгом напольного вентилятора. – Мы в эфире, Валюша! Готовность тела: девяносто восемь процентов. Пульсация пошла! Запускаю сценарий «Лёгкое томление на уровне PTA»!

– НЕТ! – прохрипела Валя внутрь себя. – Останови! Мы в школе! Здесь дети! Здесь… доска!

– Зато какая доска! – облизнулась Кляпа. – И Павел Игоревич – смотри, он стоит идеально! Как кандидат в деды наших внуков! Давай же! Погладь себя! Или его! Или хотя бы парту!

– Я убью тебя.

– Да, но только после! А пока – флиртуй, танцуй, покачни бедром! Ты в центре внимания, как развратная методичка!

Валентина задохнулась. В прямом смысле. Воздух застрял где—то между трахеей и паникой. Лоб вспотел. Щёки вспыхнули. Колени свело. Тело начало двигаться само по себе – не сильно, но достаточно, чтобы соседи насторожились. Спина выгибалась. Пальцы играли на сумке, как пианист—неврастеник. Дыхание пошло волнами – вдох, как у аквалангиста, выдох, как у паровоза.

Алла Николаевна покосилась с выражением «ещё одна с приступом». Мужчина с портфелем напряг подбородок. Женщина у двери начала шарить в сумочке, явно надеясь найти там валидол или крест.

Валентина пыталась остановить тело. Шептала себе: «Просто посиди. Просто ничего не делай. Ты мебель. Ты швабра. Ты атом в фазе скуки».

Но не получалось. Бёдра жили отдельно. Плечи дёргались. Голова сделала странное кивательное движение, будто она соглашалась сразу со всем – с повышением цен на школьные завтраки, с падением морали, с тем, что лучше бы её тут не было.

– Пожалуйста, – прошептала она. – Пожалуйста, пожалуйста…

– О, ты уже шепчешь! – захлопала внутри Кляпа. – Сейчас слетит каблук, и начнётся бал!

– Я в кедах!

– Тем лучше. Танец будет быстрее.

Павел Игоревич, читая с листа, вдруг заметил движение в заднем ряду. Замолчал. Прищурился. Секунда – и взгляд остановился на Валентине. Он заметил.

Она замерла. Попыталась сделать лицо «всё хорошо», но вышло выражение «я только что съела батарейку».

– Простите… – сказал Павел Игоревич, убирая бумагу. – Всё ли у вас в порядке?

Голос был мягким. Не обвиняющим. В нём было больше заботы, чем в аптеке на Пхукете.

Валентина вскочила. Почти. Колени не слушались, но импульс был. Стул скрипнул, как старый грех.

– Да, – прошептала она. – Просто… просто давление. Или притяжение. Или что—то между ними.

– Может быть, вам лучше выйти? Пройтись? Я могу вас проводить. У нас есть медицинская комната.

– Да… – выдохнула Валя. – Комната – это хорошо. Особенно медицинская. Особенно… комната.

Павел Игоревич подал руку. Валя схватилась за неё, как утопающий за иллюзию спасения. Встала, покачнулась, выпрямилась, засеменила к двери. В классе было тихо. Слишком тихо.

– Всё нормально, – сказал Павел, обращаясь к родителям. – Мы вернёмся через пару минут. Продолжим, как только моя коллега… то есть, мать ученицы… то есть, гостья… – он запутался, но улыбнулся. – Как только мы подышим свежим воздухом.

Они вышли. Сзади остались взгляды. Разные.

Алла Николаевна вздохнула, как будто сказала: «Я знала. Шлюха». Мужчина с портфелем приподнял брови. Женщина у двери наконец нашла валидол, но решила оставить его себе.

А Валя шла по коридору, держась за руку Павла Игоревича, как за спасательный канат, и старалась не рухнуть. Не потому, что слабая. А потому что ноги – предатели. Потому что тело дрожало. Потому что волна ещё не ушла.

А внутри Кляпа нежно выдохнула:

– Переход в фазу «приватность» – активирован. Поздравляю, Валюша. Ты теперь официально педагогическая угроза.

Медицинский кабинет пах стерильной тоской, перекисью и чем—то, что явно когда—то было бинтами. В углу стоял стол, на котором угасала чашка с ромашкой, по стене бежала трещина, похожая на маршрут побега таракана. Кушетка накрыта коричневой клеёнкой, будто ждала не пациента, а повод.

Валентина села, как человек, которому выдали трон, но забыли снять упаковочную плёнку. Ноги не слушались. Губы дрожали. В голове было шумно, как в супермаркете перед праздниками. Павел Игоревич стоял у раковины, наливал воду из кулера в пластиковый стакан и, на удивление, не паниковал.

– Вот, – сказал он, передавая стакан. – Пейте. Мятная. Неофициальная, но действует. Главное – спокойно дышите. Никаких резких движений.

– Я в норме, – хрипло выдохнула Валя, беря стакан двумя руками, как будто держала семейную реликвию. – Просто… организм на сегодня использовал все лимиты человечности.

– Вы уверены, что не стоит вызвать врача?