Память тела - Михаил Наумович Эпштейн

Хлопнула дверь освободившегося туалета – и они ринулись туда. Он захлопнул крышку унитаза, она наклонилась над ней, он подошел сзади… Это продолжалось минут пять. Он оделся и вышел в тамбур, подождал, пока она выйдет из туалета, забежал туда и быстро омылся. Когда вернулся, в тамбуре её уже не было, как и в вагоне. Он увидел из окна, что она вышла на платформу на следующей станции. Поезд двинулся дальше.

Бывает, вся жизнь пролегает ровно, как наезженная железная колея, со своим расписанием, станциями, светофорами. Через месяц ей почудилось, что она беременна, и вместе с ужасом возникло на минуту желание родить – в память о том безумии, которое накатило на неё тогда единственный раз в жизни. Но всё образовалось, она образумилась, жизнь вошла в свою колею, впереди показался очередной светофор…

Тыльная сторона

Поезд тронулся. Они ещё посидели, посмотрели, как он набирает скорость, несётся через пригороды, выбегает на ширь лесов и полей. Он задвинул щеколду в купе, задёрнул занавеску. Обнял её – она положила голову ему на плечо. Приподнял свитерок, погладил по спине – она стащила его через голову. Его поразило, с какой готовностью и даже опережением она отвечала на каждый его жест. И вот уже поезд мчал их и, как пылкая третья сила, подталкивал, прижимал друг к другу. Впервые в его жизни это была любовь на троих: он, она и поезд. И она отдавалась им обоим – так раскидывала руки, словно хотела вобрать не только его, но и стремительную мощь этого чудовища. Потряхивание на шпалах, перестук колёс, разгон, ускорение и замедление, мелькание огней и теней – всё это вливалось в их близость небывалым размахом ощущений, слепляло в один переминающийся комок.

Это была первая их встреча наедине, он и мечтать не мог о таком счастье. До этого они по воле случая гостили три дня в одном доме: она как родственница хозяев, а он как их коллега. Было много разговоров о политике, об искусстве, о Западе и России, об интеллигенции и эмиграции. Хозяева рано ложились спать, а они подолгу засиживались на кухне и говорили, говорили… Она не так давно закончила исторический факультет, но работала по другой специальности и ещё не знала, чем хочет заниматься, – находилась в свободном плавании. У неё были ясные глаза, пытливый ум, она следила за развитием мысли, умела задавать точные вопросы и любила вместе искать ответы. Ему подумалось, что они могли бы стать хорошей парой, если бы не бродили по миру так вольно, если бы возникла какая-то нужда, война, бедствие, которое прибило бы их друг к другу. Но это были досужие, туманные мысли, и никаких романтических жестов или намёка на флирт между ними не возникало. К полночи допивали свой чай или бокал сухого вина и расходились по разным комнатам.

Ему предстояла поездка по нескольким городам с лекциями. И вдруг возникла мысль и ей поехать с ним – проветриться, осмотреть памятники, побродить по музеям. Родственники отнеслись к этому с пониманием и даже одобрением. Пусть прокатится. Он – известный человек, надёжный, солидный, лет на десять её старше. Отправляясь на вокзал, он не мог и вообразить, что так всё сложится, – что, едва они останутся наедине, их так сильно бросит друг к другу. «Неужели это поезд, дорога?» – думал он, разглядывая её побледневшее лицо с сомкнутыми веками. Она изредка раскрывала глаза, в которых роились сны, и снова засыпала, а он начинал влюбляться в неё, именно такую, уставшую от него, изнеможённую, и уже боялся, как бы это его чувство не зашло слишком далеко.

Потом две недели они носились по разным городам. Поезда, автобусы, такси… Он выступал, она сидела в дальнем ряду, внимательно слушала, что-то записывала, порой они вместе шли на ужин с приглашающей стороной, а чаще сразу возвращались в свой номер. И уже до утра не выбирались из постели. Он чувствовал, что прирастает к ней, что ему становится трудно оторваться от её кожи, всегда немного прохладной. Она часто ласкала его тыльной стороной рук и ладоней – это было необычно, как будто она поворачивалась к нему спиной, отстраняла его и одновременно прилегала к нему в момент отстранения. И вместе с тем не было ощущения, что она пытается его удержать, закрепить за собой. В воздухе висела необязательность – куда подует ветер, туда и полетим. На любой его шаг она отвечала движением навстречу, как тогда, в купе; но не было ни малейшей попытки привязать его к себе, что-то решить, о чём-то договориться. Возможности так же парили в воздухе, как и в день их знакомства. Эта свобода радовала его, но уже и чуть-чуть огорчала, хотя у него не было ни малейшего представления о том, куда он мог бы её забрать и где приземлиться. Им было легко друг с другом в состоянии перекати-поле – так они и перекатывались: из города в город, из музея в музей. Он делился с ней своими причудливыми идеями, а она с ним – историческими сведениями из справочников, которыми зачитывалась, пока он готовился к лекциям. По вечерам все книжки летели в сторону, оставались только кожа, нежность, прохлада, уютный шёпот и беззаботность, которая порой уже начинала тяготить его утомлённое возрастом сердце.

Кажется, он начал лучше понимать её после одного эпизода… – нет, всё равно не понял. Они приехали в город, где жили друзья, у каждого свои. Им не хотелось ни с кем делиться тайной своих отношений, и несколько ночей пришлось провести врозь. Но днём они встречались. Однажды пошли в Ботанический сад. Рассеянно осматривали розарий, оранжереи… Единственное, что вызвало интерес, – большие шары, никогда раньше невиданные: перекати-поле, состоящие из высохших частей растений. После созревания они отрываются от корня и катаются по ветру, рассеивая семена.

– Это мы? – засмеялась она.

– Да, будем рассеивать! – подхватил он.

Они искали место, где могли бы уединиться. Торопливо проходя по саду, возбуждались некоторыми растениями, особенно орхидеями и «плотоядными».

– Я тоже плотоядный, – сказал он, прижимая её к себе.

Шли всё быстрее, почти бежали. Наконец за прудом нашли место среди густых и высоких зарослей…

А на следующий день времени у них было в обрез, и они, встретившись на вокзале, успели отойти от него недалеко – в уединённую рощицу с редкими тропинками. Он боялся, что она не согласится или ей будет неуютно, но она готовно прильнула к нему, и, как порой бывает в