Овечки в тепле - Анке Штеллинг

могу отказаться от разговора. Свен бы так и сделал, всё остальное – водить эту женщину на помочах, а она взрослая, и надо исходить из того, что она отдаёт себе отчёт в своих словах. Так что должна отвечать и за последствия.

Но я не могу. Вместо этого я нахожу для неё извинения: она не смогла подготовиться, потому что идут осенние каникулы. Она путает себя со мной, точно так же, как и я путаю себя с ней. Она неточно сформулировала вопрос, разумеется, она знает разницу между производством и восприятием, между рыночными механизмами и критериями искусства, кроме того, сама она, может, и не собиралась говорить о моём положении как матери, а должна была написать портрет, а не рецензию. Поэтому ей и пришлось со мной встретиться, в противном случае ей достаточно было бы прочитать книгу; она должна выяснить, какую я ношу куртку. Кто я такая.

А я тут буду тщеславно заноситься. Изображать из себя мессию. Если я ей сейчас объясню, как обстоят дела на самом деле, мы с ней сообща изменим мир!

– Мне это не удаётся, – говорю я. – Я не справляюсь, да с этим и не справиться. И «как это удаётся» – это не вопрос, а дистанцирование, притворное одобрение, кроме того, нам и без того надо бы осторожнее обходиться со словом «удаётся» после Меркель, Обамы и Боба-строителя из мультсериала: мы не справляемся, да и кто нам вообще поставил задачу? Кто такие «мы»? Кто несёт бремя за кого? И кто этим пользуется?

– Ах, я имела в виду: вы же пишете успешные романы.

– Что это значит? Писать успешные романы. Разве люди пишут и безуспешные романы?

– Да, разумеется.

– Нет! Они пишут романы, которые потом не имеют успеха, но они же не садятся за стол с намерением написать безуспешный роман!

Она смотрит на меня. Она не понимает, что я хочу этим сказать. А я не знаю, как это сказать по-другому, и поэтому говорю то, что не хотела говорить:

– Мою книгу отказались публиковать двадцать издательств.

Но это ничего не даёт. И почему я решила, что она меня поймёт? Потому что у неё та же проблема с непромокаемой курткой, что и у меня? Потому что она журналистка без кабинета? Мать, не способная настоять на своём? Женщина с мозгами?

И тем не менее я не сдаюсь. Я не хочу её бросить: ни журналистку, ни надежду справиться.

– Что, правда? – удивляется она. – Ну вот теперь-то они об этом пожалеют.

– Ну, как было? – спрашивает Свен.

– Ты бы ушёл с такого интервью.

– Да меня никто и не позвал.

– Потому что они тебя боятся. Ты бы им не дался, ты же не стремишься быть понятым во что бы то ни стало. Теперь она думает, что мы поняли друг друга. Потому что я не ушла!

– Учти на следующий раз.

– Да я и так это знала! Дело не в том, что я это не заметила. Я это заметила с первого же вопроса! Я просто не набралась смелости. Не захотела признать.

– Ты веришь в понимание.

– А всего-то и требовалось, что отказаться. Теперь я буду примером, что с этим можно справиться! – Я безумно смеюсь.

Газета присылает женщину-фотографа.

Я не могу накраситься. Не научилась, мне надо было спросить у Беа, она смотрит видео на ютубе, но тоже не умеет, потому что все эти видео служат для продаж, а Беа потом не заказывает все необходимые продукты; Беа жмётся, экономит свои деньги, вместо того чтобы потратить их на кисть, на тени для век и на тушь для ресниц; хорошо ли, плохо ли у меня вышло, я не знаю, и лицо в зеркале выглядит совсем иначе, чем ощущается изнутри. Не как лицо Беа, которой и не требуется никакой макияж, а как лицо моей матери, которая после пятидесяти пошла в парфюмерию «Россманн», чтобы купить себе что-то от возрастной пигментации и от кругов под глазами, и потом, когда я пришла к ней, показала мне свой маскирующий карандаш:

– Двадцать девять девяносто пять – и я выгляжу как клоун.

– Это потому, что ты используешь только этот карандаш, а он – лишь один из трёх слоёв!

Женщина-фотограф велела мне улыбаться.

Я не могу улыбаться, это сразу придаёт мне добродушный вид; но я уже готова к сопротивлению и не улыбаюсь.

– У вас испуганный вид, – говорит фотографиня. – Не бойтесь, я вам ничего не сделаю.

– Я не умею как следует улыбаться.

– Ещё как умеете, я же вижу! Ну, давайте.

Она меня перехитрила. Пришлось ей сказать, чтобы удалила этот снимок. Она ответила, что она профессионал и знает, что испуганный вид ни в коем случае не лучше добродушного.

Я не хочу показаться тщеславной или капризной; да кто я такая, ишь, принцесса Виндзорская? Какая разница, как я выгляжу. Почему тогда я вообще оказалась перед объективом? Потому что к интервью полагается фото.

А мне требуется интервью для внимания; быть воспринятой – таково условие для обсуждения, а этому я не могу воспрепятствовать, как и тому, чтобы показаться людям.

В жизни я выгляжу точно так же, как и на снимке: дилетантски накрашенная, ни к чему не готовая, но и ничего не имеющая против, преодолевающая испуг неискренним добродушием, судорожно нетщеславная и старая.

Фотографиня – после того, как мы закончили – с любопытством заглядывает в мою каморку.

– И здесь вы пишете?

Я киваю:

– Вообще-то здесь место для стиральной машины.

Она тоже кивает:

– А я у себя в кладовке оборудовала тёмную фотолабораторию.

– А не тесно?

– Нет-нет, она практически служит лишь в декоративных целях.

– Потребовались распорные дюбеля, – я похлопала по своей полке-столешнице.

– Да, верно. Что-то вроде гимнастического шпагата.

Позвонил Ульф поздравить меня с премией. – Я прочитал в газете. – Ух ты. Правда? – Итак, сердечно поздравляю. – Спасибо. И потом устанавливается молчание.

– Я подумал, это уже кое-что, – сказал, наконец, Ульф. – Это означает настоящий рывок.

Мне по-прежнему нечего сказать на это.

– Поначалу не признают и не признают, – говорит Ульф. – У нас точно так же. Однажды упомянут в Немецкой премии по архитектуре – и сразу вдесятеро больше заказов.

Я молчу.

– Ну что, теперь тебе предстоит тур с выступлениями?

– Ну, вроде того. Уже назначено несколько встреч.

– Говоришь так, будто для тебя это досадное бремя.

– Нет-нет! Это здорово. Я люблю поговорить про эту книгу. Уже получила множество хвалебных отзывов.

Теперь молчит он.

– Не знаю, что и сказать, – говорю я. – Это же ты позвонил.

– Да-да, конечно. Я не