Тайна доктора Авроры - Александра Федулаева

отправились в поместье Рэдклифф вместе с леди Агатой и Эллой. Мы с Эваном остались в Эвервуде. Его должность не позволяла уезжать надолго, но время от времени мы проводили одну-две недели в его поместье. Или уезжали в Элдермур, где воздух был насыщен ароматом сосен и запахом минеральных источников.

Когда я снова оказалась в Элдермуре, сердце дрогнуло. К домику Ханны я пошла одна, и Эван не препятствовал моему желанию. Сад встретил меня запахом трав и свежей земли. Дорожки были подметены, кусты аккуратно подрезаны, за домиком, в тени раскидистой груши, я увидела её могилу. Камень был чистым, цветы — свежими, только что поставленными. Не было ни малейшего следа заброшенности.

Я остановилась, приложив ладонь к прохладному камню, и тихо сказала:

— Ханна… Я думала, что всё здесь забыто. Но оказалось, что память о тебе живёт.

Слёзы навернулись сами собой, но это были не слёзы горечи, а светлой печали. Я долго стояла, слушая, как ветер шуршит в листве, и чувствовала — её душа всё ещё рядом.

Позже, уже вернувшись в Эвервуд, я получила запоздалое письмо от Эдит. В нём она рассказывала, что они с Генри заезжали в Элдермур и оставили значительную сумму викарию на пожертвование. Он уверил их, что Ханну все вспоминают добрым словом. Женщины из лечебницы ухаживают за её последним пристанищем и поговаривают, что прикосновение к могильному холму, лечит болезни тела и души.

Эти строки тронули меня до глубины души. Я подумала тогда: пусть мы уходим, но если память о нас живёт в добрых сердцах, значит, мы никогда не исчезаем окончательно.

Марс по-прежнему оставался со мной, но теперь его редко можно было застать в моих покоях. Он появлялся лишь тогда, когда требовалось о чём-то поговорить, обычно по делу. В основном же он и Молли обосновались в комнате Бетси, чему она была несказанно рада. Периодически там появлялась большая плетёная корзина, в которой под бдительным присмотром мамы-кошки копошились три или четыре очаровательных котёнка. Они были так красивы, что Бетси без труда каждый раз пристраивала их в самые добрые и надёжные руки.

Марстен в такие дни вёл себя весьма забавно: тревожно заглядывал в корзину, словно не знал, как обращаться с этими маленькими разбойниками. Когда котята пытались играть с ним, он нервно дёргал хвостом и, ворчливо бурча, сбегал ко мне, будто ища защиты. Мужчины они такие — даже если это всего лишь коты. Но стоило корзине опустеть, как он снова возвращался к своей возлюбленной и с нежностью вылизывал её мягкую шёрстку.

И глядя на эту идиллию, я понимала, что жизнь, несмотря на все бури, умеет возвращать тепло и уют. И я была ей безмерно благодарна за это.

Эпилог

Прошло пять лет…

Я стояла у окна своего просторного кабинета в новой Эвервудской больнице. Нет, даже не больницы, а настоящего медицинского центра. Распахнув створки, я подставила лицо тёплым, почти летним лучам. Внизу в тенистом сквере, прогуливались пациенты и их родственники. Спокойные лица этих людей были лучшей наградой за все труды.

Стройка центра, куда теперь стекались на лечение люди со всего королевства, длилась почти два года. Доктор Лэнгтон, мой теперь уже друг и наставник, возглавил вновь созданное министерство здравоохранения, а я заняла его должность. Пост главного врача. Пришлось набрать огромный штат, чтобы лечить не только богатых пациентов в отдельных апартаментах, но и создать профильные отделения для простых горожан. Это была моя мечта, воплощённая в камне и стекле.

А началось всё с маленького чуда. Ребёнку тогда было всего два года. Однажды утром мой малыш неудачно упал, рассёк коленку и занёс инфекцию в рану. Нога распухла и покраснела. Сердце ухнуло в груди так, будто кто-то резко дёрнул за нитку моей жизни. В этот миг в памяти всплыли старые страницы учебника. В нём говорилось, как Флеминг открыл пенициллин, о плесени, о случайностях и наблюдениях. В моём случае не было чашек Петри и времени выращивать что-то, но я вспомнила…

Эван любит сыры с голубой плесенью, очень напоминающие по структуре Рокфор, но с большими кратерами, сплошь наполненными ею. Я пошла в кладовую, где взяла огромную головку. Осторожно соскребла чистой ложечкой плесень из отверстий сыра и перемешала с маслом, в котором долгое время настаивала травы. Эхинацея, мелисса, иссоп, ромашка. Все эти травы обладают природными антибактериальными свойствами. Немного подумав, добавила туда мёда. Затем густо намазала мазь на воспалённую ногу ребёнка, наложила повязку и забинтовала. На следующее утро область воспаления заметно уменьшилась. Конечно, это не чудо, а результат химии и биологии, но всё равно это был тот самый момент, когда я подумала, что если есть какие-то знания и смелость действовать — сомневаться нельзя.

Рассказав об этом доктору Лэнгтону, я объяснила ему свою догадку тем, что вычитала нечто похожее в старой книге по индирийской медицине. Сколько он не просил показать ему эту книгу, я разводила руками и искренне сокрушалась о потере такого ценного фолианта. Он был поражён и немедленно создал группу, которая занялась исследованиями в лабораториях. Наши мази произвели фурор: врачи со всей округи присылали письма, привозили больных, просили рецепты. Я не стала вдаваться в дебри лабораторных отчётов — возможно, в скором будущем это приведёт к открытию антибиотика, а может быть, просто станет началом новых достижений учёных мужей, имеющих пытливый ум. Для меня было достаточно признания: звание почётного жителя Эвервуда, государственная награда и благодарность людей, чьи страдания мы сумели облегчить.

За эти годы я успела стать не только уважаемым доктором, но и матерью. Сначала на свет появился Эдвард — крепкий мальчик с густыми тёмными волосами и глазами точь-в-точь как у его отца. А через полтора года родилась Айрис — моя светловолосая и зеленоглазая копия, хоть и с упрямым взглядом Эвана.

У Фелисити подрастали две очаровательные дочки, но они с мужем не теряли надежды. И были уверены, что в скором времени, их семья пополнится наследником. Леди Мэриэн, подарила своему мужу, лорду Расселу, долгожданного сына. Она полностью погрузилась в позднее материнство и редко виделась с дочерью, лишь изредка наведываясь в Эвервуд. И в этой спокойной, ухоженной женщине было трудно узнать ту самую истеричную, высокомерную мачеху. Однажды она нашла в себе силы подойти ко мне и тихо попросила прощения за всё. И я, глядя в её умиротворённые глаза, поняла, что держать на неё обиду, больше не могу и не хочу.

Элла осталась в поместье Рэдклиффов и часто составляла