Предатель - Энтони Райан

её не отговаривали, хотя ей хватило мудрости оставить короля и Дюсинду в за́мке Томас. Чтобы обеспечить их безопасность, я оставил в бухте небольшой, но отважный гарнизон, в основном из рекрутов старшего возраста, крепких на вид, но со слишком большим количеством лет за плечами, чтобы маршировать столько миль до Алундии. Я незаметно попытался уговорить остаться и Эйн с Джалайной, но в ответ получил смех от первой и пощёчину от второй. После этого Джалайна вела себя определённо прохладно, а временами её холодность превосходила даже всё более морозный климат.

— Единственное, что я хотел, так это сберечь твою жизнь, — попробовал я заговорить на десятый день похода. Войско Короны расположилось лагерем в небольшой естественной гавани в нескольких милях позади нас. Мы же, как единственные всадники во всей армии, взяли на себя обязанность разведать маршрут следующего дневного перехода. Это был скорее ритуал, чем необходимость, поскольку мы шли по землям, свободным от врагов, и настойчивое хмурое молчание одной Джалайны было своего рода испытанием.

— То есть ты ожидаешь, что эта кампания потерпит поражение, — ответила она. Наши лошади остановились, видимо, заинтересовавшись резким возобновлением разговора. То, как их уши дёргались и поворачивались во время нашего разговора, заставило меня задуматься, насколько паэла понимают человеческий язык.

— То есть по ту сторону гор нас ждёт множество опасностей, — сказал я. — Войну ты знаешь не хуже меня. Она не делает одолжений ни храбрым, ни трусливым.

— Тайлера или Уилхема ты тоже уговаривал остаться?

Они меня никогда не целовали. Впрочем, говорить этого я не стал, предполагая, что заработаю так очередную пощёчину. Я вздохнул, с первого взгляда разглядев поражение.

— Прости, — сказал я. От этого её лицо немного смягчилось, но было ясно, что она ожидала большего. Пока я пытался подобрать более подходящие слова для раскаяния, Утрен шевельнулся подо мной, и внезапность этого движения едва не выбила меня из седла. Лошадь Джалайны тоже встревожилась: оба животных развернулись на восток.

Уже несколько дней непрерывно валил снег, превращая ландшафт в постоянно скрытую загадку, которую лишь изредка прерывали участки леса. Я прищурился, глядя на кружащийся вихрь снега, и моё сердце забилось чаще. Как всегда в эти дни, когда я сталкивался с загадкой, мой разум мгновенно вызывал в воображении образы множества мертвецов, которые явились мне досаждать. Вдруг паэла чувствуют их присутствие? Моргая от ледяных ласк ветра, я искал призраков, но не увидел ничего, и только почуял знакомый затхлый запах множества лошадей. Призраки меня не нашли, зато, похоже, нашли враги.

— Езжай обратно в лагерь! — приказал я Джалайне, доставая меч. — Они, наверное, перешли до снегов. Скажи Уилхему, пусть берёт командование на себя и быстро едет обратно в бухту.

Собиралась ли она подчиниться или спорить, так и осталось без ответа, поскольку её лошадь не согласилась сдвинуться ни на дюйм. Утрен тоже, несмотря на все мои настояния. На пинок моих каблуков он обернулся назад, скорее раздражённо, чем сердито, а потом снова обратил взгляд на восток и замер, видимо, невозмутимо чего-то ожидая.

— Элвин, — тихо сказала Джалайна, глядя, как из снега начали проступать силуэты. Сначала дюжина, затем вдвое больше — они появлялись с обеих сторон, пока перед нами не оказалось войско в несколько сотен человек, которое продолжало расти. Я искал знамя, ожидая увидеть лошадь на дыбах — герб герцога Вирулиса Галмейна. Однако у этих всадников не было знамён. Не увидел я в их быстро растущих рядах и блеска доспехов. Когда они приблизились, один из всадников перешёл на рысь, и по мере приближения размер его скакуна стал очевиден — зверь превосходил даже самого могучего боевого коня во всём Альбермайне, и всадник на нём был соответствующего роста.

— Это лучше убери, — посоветовал Эйтлишь, кивнув на мой меч, когда паэла, на котором он приехал, остановился в нескольких шагах от меня. Я-то считал Утрена самой впечатляющей лошадью из всех, с кем мне когда-либо приходилось сталкиваться, но жеребец, на котором ездил Эйтлишь, был выше, по крайней мере, на фут, а также шире в плечах. Снег покрывал его шерсть, но я заметил шкуру в пятнах по-осеннему коричневатого оттенка. Огромный паэла фыркнул, направляясь к Утрену, оба коня покачали головами и уткнулись носом друг другу в шеи. Я заметил явное подчинение в поведении Утрена: его голова склонялась ниже, чем у пятнистого жеребца, и фыркал он более приглушённо.

— Твой меч, Писарь, — настаивал Эйтлишь, пока я, разинув рот, глазел на других паэла, появлявшихся из снега, и каждый нёс суроволицего всадника. — Среди паэлитов считается очень грубым встречать союзника оружием.

— Как у тебя это получилось? — спросил я его, убирая меч в ножны. — Что убедило их поехать?

Эйтлишь не ответил, хотя я увидел незнакомое выражение на его лице. «Вина, — понял я. — Что бы он ни сделал, удовольствия от этого не получил». Всматриваясь в лица ближайших паэлитов, я узнал нескольких из нашего эскорта в Зеркальный город, и среди них фанатичного Мориэта. Его вид нынче выражал жалкую обиду, а не пылкий гнев, который я помнил по прошлому разу. Однако ещё более пылкого дяди Кориэта я не увидел, но подавил желание спросить о судьбе старейшины, полагая, что она наверняка будет связана с виной Эйтлиша.

— Они пойдут через горы? — спросил я. — Будут сражаться с нами?

— Будут, — проворчал Эйтлишь. — Но для этого им потребуется сталь.

— Сталь у нас есть, и средства для её обработки тоже. — Как и все армии, войско Короны путешествовало с передвижной кузней. Я повысил голос, обращаясь к наблюдавшим паэлитам: — Скоро у ваших копий и стрел будут стальные наконечники! Да убоятся вас наши враги за горами!

Если такое высокопарное приветствие и нашло хоть какое-то понимание среди этой массы всадников, то это никак не отразилось на их одинаково мрачных лицах. Я не увидел ни единого воина, который был бы рад здесь находиться, но все они пришли. Паэла мои слова восприняли более благосклонно, во всяком случае, мне кажется, что внезапное фырканье и топот копыт свидетельствовали об одобрении, которого не разделяли люди на их спинах.

— В нескольких милях к югу отсюда Ваалишь ведёт таолишь, — рассказал я Эйтлишу. — Уверен, он будет рад тебя видеть.

— Мы идём своим путём, ишличен, — рявкнул Мориэт. — Мы будем сражаться в вашей войне за вас, но не жди, что станем терпеть вашу вонь.

Эйтлишь пристально взглянул на паэлита, и тот вызывающе посмотрел в ответ. И только когда пятнистый жеребец махнул хвостом и наклонил голову в сторону Мориэта, его поведение резко изменилось. Горькое безрассудство превратилось в запуганную