Нечисть. Ведун - Tony Sart

пещеры. Не выдержала, видать, глыба такой встряски. Загудела потаенным треском скала, будто прокатилась по камню дрожь. Грозилась громада древняя обвалом погрести под собой мертвеца заложного и несчастного ведуна?

Нет, обошлось.

Только чуть треснул потолок под сводами пещеры да откололся валун.

Рухнул вниз тяжким грузом да и раздавил так и не вставшего кладовика. Почти полностью погреб под собой. Лишь продолжали судорожно дергаться руки-ноги из-под глыбы.

Буквально в локте от меня.

Я с трудом встал сначала на четвереньки, долго кашлял, сплевывал тугую слюну и порой искоса поглядывал на затихшего уже покойника под камнем. Шальной кураж постепенно оставлял меня, уступая место страху и растерянности.

Когда я уходил из пещеры, ливень уже кончился. Небо просветлело. В тихом безветрии после буйства стихии лес был безмятежен и спокоен.

Собрав свои пожитки, я постарался покинуть страшную пещеру как можно быстрее. Думать о том, что же произошло, я не хотел. Гнал эти мысли. Одно я знал точно: в тот момент, когда покойник оставил меня и был погребен под каменным надгробием, я остро ощущал след волшбы Небыли. И если бы я был достаточно потерявшим рассудок, то с уверенностью сказал бы, что эту волшбу творил я…

– Следующей осень только на постой! – проворчал я и перехватил поудобнее посох, чтобы раздвигать им мокрые лапы елей.

«Зарекалась ворона…»

Болотник

Если ты боишься темноты ночной,

Расскажи мне сказку и ступай за мной.

Все, что не убьет нас, сделает сильней

На пути блуждающих призрачных огней.

«Блуждающие огни», Блуждающие огни

Я с удовольствием развалился на траве, прислонив ноющую от тяжести короба спину к мшелому пню.

На эту лесную полянку я набрел случайно. Поблагодарив батюшку лешего за гостеприимство, разложил свою поклажу. Я давно хотел сделать привал, а потому эта уютная, залитая солнцем полянка, пристроившаяся неведомо как в густом частоколе елей, подвернулась очень удачно.

По этим местам я бродил совершенно без цели. После малоприятных приключений в Рубежных землях я был сильно измотан, а потому последние недели просто брел вперед, доверившись дорогам. Честно говоря, я наслаждался этим покоем, упивался разгоревшейся уже поздней весной, почти взявшей за руку сестрицу-лето. Я выбирал развилки наугад, не обращая внимания на наставления дорожных камней (но не забывая отдать поклон уважения неподвижным указателям: не хватало вслед сглаз получить – плутай потом вокруг перекрестка). Мерно шагая вперед, радовался пению птиц, звону мелкой мошкары, заливистому посвисту ветра.

Рубежные степи постепенно сменялись зелеными полями, полными сочной травы. Стали появляться перелески, речушки и даже глубокие озера. Дальше местность пошла больше холмистая, лесная. Все больше непролазная, лишь посеченная разрезами малоезженных дорог. Везде человек путь проложит. А последние пару дней я, слушая внутренний зов, свернул с тракта и углубился в мохнатые лесные чащи.

И вот теперь я полулежал с закрытыми от удовольствия глазами, чувствуя даже через плотную рубаху влажность мха, и вслушивался в лес.

Эта часть ельника была уже более густая, темная. Земля под ногами, изрытая корягами корней, была сплошь засеяна палой хвоей. Неугомонные птицы и тут щебетали без умолку, но, как мне показалось, уже немного сторонились правого плеча.

Шумно потянув воздух носом, я, кажется, понял осторожность пичуг. Здесь пока еще очень зыбко, почти на краю ощущения, но уже тянуло болотом. Аромат стоячей прелой влажности, гниющих растений и склизких тварей вплетался в хвойные запахи леса. Топью пахло.

Опасностью.

Я прикинул, что болота начинаются к северу, где-то в полуверсте отсюда. А это значит, что в ту сторону идти точно не следует и надо будет забрать чуть правее, туда, где щебетание птиц набирает силу. Идти даже по окраинам болот не хотелось: земля там уже начиналась зыбкая, влажная, тропки сбивались, путались. Трудно было даже по звериному следу прокрасться. А уж если занесет ближе к топям или не выбраться до темноты…

О таком даже думать не хотелось.

Я недовольно поморщился. Вот же нагнал себе мыслей на ровном полу. С болот еле-еле сквозит, а здесь солнышко, самый разгар дня, красотища вокруг. Чудеса!

Отогнав дурные шепотки в голове, я вскинулся от пня, пододвинул к себе короб, предварительно аккуратно переложив посох к поваленному дереву неподалеку. Стал копаться внутри своей поклажи, размышляя, чем бы перекусить.

Разводить костер я не думал: не собирался задерживаться тут надолго, да и лишний раз тревожить лесных жителей страшным, чуждым им огнем не хотелось.

Я бережно отодвинул вглубь короба толстенную кипу манускриптов Ведающих, которую уже немало разбавляли мои записки и зарисовки. Хранил я эту самую главную свою ценность тщательно завернутой в промасленную, трижды укутавшую записи холстину. Как говаривал старый Баян, все, что есть у ведуна, – это его знания и доброта!

Вспомнив мудрого наставника, я мягко улыбнулся и продолжил копаться в поклаже, размещаясь прямо на траве.

Миру явились завернутые в тряпицу вяленые рыбки, мешочек сухарей, ломоть сала и россыпь ягод, которые я собирал походя. Немного поразмыслив, все же достал небольшой сверток. В нем томился кусок невероятно жесткого, жгучего высушенного мяса. Подарок рубежников. Они сказывали, что научились такому у бесермен-кочевников, мол, мясо такое не пропадет, не погниет, да паразиты не заведутся. И не слукавили, действительно: все эти недели пути я на отдыхе потчевал себя пожалованной диковиной, а она так и оставалась вкусной и питательной.

И хорошим делиться доводится, а не только сечи устраивать.

Пока я с усилием среза́л тонкий шмат ароматного мяса, рот мой наполнила кислая слюна, и я понял, что был гораздо голоднее, чем думал. А потому не колеблясь я стал жевать еду прямо с кривого ножа (тоже подарок рубежников, щедрые ребята оказались). Я ел с удовольствием, чавкая, фыркая, добавляя то одно, то другое из своих припасов в рот, обильно запивая все из походного бурдюка. И так я ушел в это занятие, что не сразу понял, что в гомон леса добавились посторонние звуки.

Чуждые звуки.

Голоса.

Приглушенные – не разобрать пока, о чем говорят. Но ясно было, что мужские.

Я пожал плечами и продолжил трапезу.

Будь то лесорубы аль заплутавшие странники – да даже если лихие люди, – до ведуна им дела нет. Надо будет – помогу, а беды не жду.

С тем и закончил я обедничать. Не спеша сложил все в короб, тщательно затянул тесемки и стал вытирать о траву нож.

Тем временем голоса были уже гораздо отчетливее, быстро приближались.