Сказки на костях - Ксения Власова

– Чего хотел? – спросила она. – Твое время еще не настало.

– А когда настанет? – невольно вырвалось у меня. – Сколько ему еще волком бегать?

Снова в памяти пронеслась картина, где человеческие кости со страшным хрустом ломались, превращаясь в звериные. Полный боли крик навечно остался в моей памяти, как крепкий сургучный оттиск на старом свитке. Жизнь в избушке научила меня не лезть в закрытые двери, но судьба царевича, обращенного в волка, вызывала горячее, как яркое пламя, сострадание. А может, я свою вину в том чуяла? Я ведь в тот день его на смех подняла, глупая…

– Пока дурь не выветрится, – равнодушно бросила Яга.

Волк тихо рыкнул, оскалил зубы и двинулся на нее. Она лишь вскинула бровь, бесстрашно наблюдая за ним, как за игривым щенком. Возможно, ей тоже пришло на ум это сравнение, потому что она вдруг добавила:

– А хочешь быть полезным, сопроводи завтра Василису на ярмарку. Расколдовать не обещаю, но хоть первый пятак положишь в кошель долга.

Мы с царевичем одновременно замерли, будто птицы в курятнике, в который заглянула наглая лиса. Я пришла в себя первой:

– На ярмарку?

– Ты же хотела мешок яблок выменять?

Я кивнула и с опаской поглядела на волка. Он сел на задние лапы и внимательно наблюдал за мной. По волчьей морде чувств не считать, но что-то мне подсказывало, что затея не привела его в восторг. В то же время отказать Яге он не мог. Кто знает, вдруг дорожка из череды поручений вернет ему человеческий облик?

– Хотела, – не стала отпираться я. – Но разве утром мы не идем к могиле мертвяка?

– Ты на кладбище не торопись, – таинственно ответила Яга. – А то окажешься там раньше времени.

Я тяжело вздохнула. Наставница любила загадки загадывать. Нравилось ей наблюдать за пытливым человеческим умом. За время, проведенное в избушке, я уже поняла: бесполезно выспрашивать правду. Яга любила ее выплеснуть на человека внезапно, как ведро с ледяной колодезной водой.

– Ладно, – пробормотала я. – Прогуляюсь на ярмарку.

Яга задумчиво склонила голову сначала влево, потом вправо. Жемчужины в гроздьях серег глухо стукнулись друг о друга.

– Повертись среди людей, – негромко посоветовала она, сбрасывая с себя равнодушие, как ненужную маску. – Послушай. Сырая земля полнится слухами. Некоторые из них на вес золота.

С этими словами, не попрощавшись, она поднялась по ступеням крыльца и исчезла за тяжелой дверью сеней.

– Сырая земля слухами полнится, – задумчиво повторила я и, осененная догадкой, запрокинула голову. – Сырая земля…

В небе загрохотало громче, чем на наковальне у кузнеца. Ослепляющие вспышки молнии вспороли темнеющее небо, будто ножом. На землю упали первые крупные капли. Я ладонью стерла их с лица и недовольно буркнула:

– Ну, Красно Солнышко, удружил! Попозже не мог стребовать должок с Яги?

В ответ яркая вспышка расколола небо надвое, а сверху полило как из ведра. Мы с волком рванули в разные стороны: он – в лес, а я – в спасительную тишину избы.

– Ладно-ладно! – крикнула я напоследок. – Твой долг, твое право.

Еще долго в раскатах грома мне слышался довольный смех Красна Солнышка.

Меня разбудили солнечные лучи, щекочущие лицо. Всю ночь ливень перемежался с порывистым ветром, едва не проломившим окно, но ближе к утру все стихло. Выглянув за порог, я с удивлением отметила, что на улице воцарилась такая благодать, будто вчерашняя буря мне привиделась. Лишь зеркальца луж, рассыпанных по дороге, убеждали: нет, разум мой чист и ясен.

Когда я проснулась, Яги в избе уже не было. Ушла куда-то с Настасьей. Ребятня указала на тарелку блинов, оставленных мне к завтраку. Парочку я захватила с собой.

За оградой избы меня уже ждал серый волк. Взглянул с таким осуждением, будто я опоздала. Блины из моих рук не принял и последовал за мной крайне неохотно. Оно и понятно: где это видано, чтобы княжеский сын, рожденный править да казнить, за крестьянкой бегал? Выдумщица, конечно, Яга. Любит столкнуть сказки и жизнь лбом ко лбу и смотреть, что из этого выйдет.

Путь на ярмарку лежал через Раздерихинский овраг. Из часовни подле него по округе неслись звуки колоколов, призывающих к утренней службе.

– За усопших молятся, – пояснил Руслан, брат Настасьи. Он как старший вызвался меня сопроводить. – Ну а вечером гулянья. Люди шумят, песни горланят да кулачные бои меж собой устраивают. В прошлую весну медведя с поводка спустили, еле ноги унесли!

– Весело у вас тут, – пробормотала я, пряча кислую, как спелая клюква, улыбку. – Не заскучаешь.

– Не, мы увеселения любим. Ты глиняные шарыши в ров кидала?

Я покачала головой. Руслан указал на склон вала, где на вершине собралась толпа молодых парней и девок. С улюлюканьем и визгом они, размахнувшись, запускали по дуге оврага расписные глиняные шары. Те, переливаясь в лучах солнца всеми цветами хвоста жар-птицы, скатывались по ущелью, цепляли мелкие камешки и вместе с ними летели на самое дно. А там, внизу, рассыпались яркими осколками, присыпая глиняной пылью мокрую после дождя землю. Богатые парни, красуясь перед невестами, широко, с размахом, бросали игрушки в глубины поросшего травой оврага. Мимо него мы и шли.

– Смотри-ка, шарыш целый! – воскликнул Руслан и, прежде чем я успела ему возразить, ринулся к горе черепков.

– Стой, дурак! – крикнула я. – Голову ведь разобьешь!

В мальчишку, петляющего как заяц, полетел новый залп глиняных шаров. Один из них пронесся так близко, что едва не сорвал нежную кожу на виске.

– Малец, уйди! Зашибу!

Другой шар, пущенный более умелой рукой, опустился бы прямиком на упрямую макушку братца Настасьи, навечно приласкав его. Я увидела это так четко, как никогда прежде не случалось. Видения мои всегда были туманны, а тут словно запотевшее зеркало протерли: лежащий мальчишка, давящийся последним хрипом; кровь, стекающая на камни рубиновыми лужицами; толпа, бегущая по оврагу вниз… И стекленеющий взгляд Руслана, смотрящего в небо – неотрывно и безнадежно. В груди занялось пламя, будто кто-то пошевелил тлеющие угли и подкинул новых дров. По телу прошла дрожь, крупная, как при лихорадке, и с моих пальцев сорвался зеленый колдовской огонь. Он меткой стрелой угодил в летящую глиняную грозу и разнес ее на осколки. Те рассыпались за спиной мальчишки в то время, как он – с широкой улыбкой человека, обошедшего стороной беду и даже не узнавшего об этом, – наклонился и поднял глиняный шар. Не мешкая сунул его за пазуху и убежал с места, едва не ставшему ему могилой.

– Да не бойся ты, ведьма, я быстрый, – похвастался он и протянул мне свою добычу. – Целехонький шарыш! Продам купцу и на вырученную монетку пряников куплю матушке!

– Угу, порадуешь ее, – мрачно согласилась я и не стала рассказывать, какой участи он избежал. – Веди на ярмарку, – поди, уже весь товар там расхватали.

– У нас торги с рассветом открывают, – важно оповестил мальчишка. – Торгашей много, кто-то и по твою душу останется. Волка только отгони, а? Напугается народ.

Вспомнив о царевиче, я обернулась. Волк лениво плелся за мной. Случай с Русланом его не встревожил. В звериных глазах с вертикальными зрачками плескалась скука, разбавленная досадой. Земля за ним пестрела цепочкой отпечатков мощных лап. Я невольно подумала, что заколдованный царевич мог бы и помочь: бегал он явно быстрее меня, мог бы и оттащить мальчишку от беды. Будто прочитав мои мысли, волк глухо рыкнул, и я понятливо хмыкнула. Конечно, не царское это дело – глупым мальчишкам помогать. Может, права Яга: рано ему обратно в человека превращаться? Звериного в нем все равно больше, чем человеческого.

– Волк со мной пойдет. Он ко мне стражем приставлен.

– Чудо чудное! Волк, а бегает как псина ручная…

Царевич, заслышав эти