Синие звезды - Роман Романов

-Не хотела бы я, чтобы мой друг стал убийцей, — поморщилась Лика. -Справедливое или не справедливое, это все равно будет убийство, и получать за это славу и почет мерзко.

-А как же легендарные народные защитники, вроде Джо Вьёна? Они же уничтожали своих врагов, только делая это по справедливости.

-Одно дело сказки, другое реальная жизнь.

Девочка взглянула на светлеющее на востоке небо, где бледной розовой полоской забрезжил рассвет:

— Кажется, пора домой, совсем засиделись сегодня. А то скоро проснутся родители.

Мальчик кивнул головой, с тоской подумав: «Если в течение нескольких дней я не найду Слезу Акилину, моя мама уже никогда не проснется».

Дети прошмыгнули по безлюдным улицам, громко топая по каменной мостовой и изредка закашливаясь от неприятного кислого запаха, висящего в воздухе. По мере их приближения к дому в воздухе сначала неявственно, а затем все сильнее и сильнее стал появляться неприятный запах гари.

Лика истошно закричала, Уил почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Их дом превратился в обуглившиеся развалины. Разрушенное строение мрачно смотрело на них своими почерневшими, ввалившимися внутрь стенами.

— Ой, милки! А мы уж думали, вы погибли, — увидев детей, произнесла вышедшая из соседнего дома старуха. — Никто в том пожаре не выжил, никто. И как только теперь вы будете…

Уил, чувствуя бешеные удары сердца, ринулся к пепелищу. Внутри сгоревшего дома стояла мертвая тишина. Было темно. Едкий запах гари драл глаза.

— Мама! -закричал мальчик, задыхаясь от нахлынувших слез.- Мама! Мама! -всхлипывая, кричал Уил, бегая по развалинам дома.

Он спотыкался, падал, вставал, снова падал. Его лицо и руки покрылись толстым слоем сажи. Глаза драл дым. Ему было трудно дышать

-Мама! — снова прокричал мальчик, чувствуя, как задыхается, но никто ему не ответил. Кругом была лишь мертвая тишина.

Лика застыла в оцепенении. Лишь в уголках ее ярко-зеленых глаз проступили слезы.

— Выходи оттуда, милок. Говорю же, нет там никого. А то еще сам ненароком пострадаешь, — донесся до Уила негромкий голос старушки.

Сон стал серее, перед глазами пронеслись их дальнейшие скитания, никому не нужных детей.

«В этом мире есть только я и Лика. И пока мы вместе, нам ничего не страшно», — проскользнула в голове Уила мысль. Словно молитву, повторял он эту фразу тогда, когда казалось, что жизнь представляет собой лишь отчаяние и безнадежность.

Уил проснулся, за окном все еще накрапывал легкий дождик, мелодично стуча по ставням.

— Лик, — инстинктивно произнес он, чувствуя, как при этом обыденном действии неприятно сжимается сердце, а душу заполняет черная всепоглощающая тоска.

Впервые в жизни он был один, навсегда один.

Слез более не было, они были под чисто выплаканы за прошедшую неделю, вместо них, словно костер, полыхало внутри жгучее желание возмездия, добавляющее ему сил.

И Уил, надев дождевой плащ, распахнул дверь, собираясь добиться поистине невозможного — справедливого наказания для вистфальского лорда.

[1] День Смены Дат выпадал на одну из суббот с конца марта по начало мая. Дата праздника ежегодно высчитывалась жреца по известным лишь им правилам.

Глава 2. Летеция

Небо продолжало темнеть, как обычно бывает перед дождем, но постепенно его цвет стал приобретать розоватый оттенок, с каждой минутой становящийся все ярче.

Ослепительно синих звезд уже не было видно, они оказались полностью закрыты появившейся на небе пеленой. Розовые участки в некоторых местах изменили цвет, приобретя сначала сиреневатый оттенок, который, правда, продержался недолго и скоро стал синим, затем бирюзовым. Нельзя было точно сказать, где начинается розовый, а где бирюзовый, словно они слились друг с другом.

Цвет неба стал еще ярче, затем послышался треск, как будто звон отдаленного грома, и на секунду блеснувшая молния озарила все вокруг. Бирюзово-розовая пленка исчезла так быстро, что Летеция не смогла уловить этот момент.

«Великая заря» или, как ее еще называли вистфальцы, «Заря жизни» свершилась.

— В восемь тысяч пятьдесят восьмой раз Акилин ниспослал нам свою милость, — произнес какой-то аристократ, глядя на небо.

Летеция стояла рядом со своим дедом, королем Вистфалии Никосом III, перед входом в огромный храм, наблюдая за поющими в блаженном изнеможении жрецами.

В толстых бархатных накидках ярко-зеленого цвета украшенные гроздьями синих камней служители Акилина были похожи на моховые пеньки, когда на них утренняя свежесть оставляет сверкающие от солнечных лучей капельки росы. И если бы не всегда серьезные, строгие и даже немного суровые лица, они вполне могли бы сойти за клоунов, какие бывало развлекали городскую толпу во время организуемых в Лиции праздников.

Девочка украдкой взглянула на людей позади себя одетых в праздничные одежды аристократов: мужчин в лоснящихся черных фраках и слегка приплюснутых бархатных зеленых шапках, сделанных из такого же материала, что и накидки жрецов, и женщин во всевозможных платьях, на которых, блестя, переливались разноцветные драгоценные камни.

Принцесса слегка дернулась, качнувшись в сторону, расправляя затекшую спину. Летеции всегда казалось, что она выглядит очень странно, словно неживая девочка, а какая-то отраженная в кривом зеркале тень. И люди, видя ее, обязательно начинали смеяться и перешептываться за ее спиной. И даже, если они не показывали это открыто, то в душе они обязательно смеялись над ней.

— Перестань крутиться! Не гневи Акилина!

Принцесса вздрогнула, услышав недовольное ворчание деда, обращенное к ней. Девочка почувствовала, как вспотела ее спина, неприятно прилипнув к платьицу, обдуваемому прохладными порывами ветра. На несколько секунд ей как будто стало нечем дышать, и она, стыдливо оглядываясь по сторонам, стала быстро хватать ртом воздух, стараясь делать это как можно незаметнее.

Она стеснялась себя, стеснялась того, что о ней подумают люди. Но погруженные в свои мысли аристократы не обращали на нее никакого внимания, их взоры были обращены к бледно-голубому небу в молитве, адресованной Акилину. Считалось, что в этот день из Его Звездных чертогов наблюдают за людьми их умершие родственники.

Новый вдох получился слишком громким, и она поежилась от стыда, что это кто-то мог заметить.

— Перестань кривляться! — снова проворчал дед.

«Ну почему так? Я не кривляюсь, почему меня никто не понимает?» — с тоской и обидой подумала принцесса, обратив взор к небу, с которого должны были наблюдать ее родители, при мысли о которых у нее наворачивались слезы…

На одной из дам девочка