Ходок - 16 - Александр Львович Тув

овса на случай "автономного плаванья" без захода в порты, а вот о воде — нет. Старший помощник самонадеянно решил, что вода найдется по-любому и таскать с собой еще и бочку с водой смысла нет, хватит пива. В реальности же оказалось, что даже с помощью воздушной разведки отыскать какой-нибудь ручеек, или речку, или озерцо невозможно, если водоемов нет в наличии. Ближайшим был колодец на постоялом дворе.

Вот и пришлось Денису направить туда свои стопы. Причем в буквальном смысле слова — где-то за километр до цели он спешился и неторопливо повел лошадей в поводу, чтобы они остыли, потому что поить разгоряченных лошадок сразу после скачки — значит загубить их, а старший помощник, во-первых, любил животных, а во-вторых, не хотел остаться без транспортных средств.

Постоялый двор назывался "Хитрый боров" о чем свидетельствовала соответствующая надпись и изображение над входом, на котором достаточно реалистично была изображена здоровенная волосатая свинья с клыками торчащими из пасти. То, что это боров было очевидно, а вот хитрый он, веселый, простодушный, или грустный — нет. Видимо художнику не хватило таланта, чтобы передать такие нюансы.

Как только Денис появился во дворе со своими двумя конями, к нему тут же подскочил бойкий вихрастый паренек лет пятнадцати, лицо которого не было отмечено печатью честности, а вовсе даже наоборот — однозначно свидетельствовало о том, что владелец лица сильно хитрожопый.

— Многоуважвышстоящгоспин! — улыбаясь затараторил парнишка. — Желаешь обиходить лошадок по высшему разряду, — или, — он пошевелил пальцами, — так…

— Если плохо обиходишь, — старший помощник улыбнулся ему в ответ фирменной улыбкой "лица со шрамом", — пожалеешь. Пойдем, покажешь конюшню.

— Не положено! — попробовал заартачиться хитрожопый, сильно потерявший в бойкости, слегка спавший с лица и немного взбледнувший после улыбки Дениса, но стоило старшему помощнику немного сдвинуть брови и насупиться, как старший помощник младшего конюха, а может и наоборот — младший помощник старшего, осознал полную ошибочность своей позиции, взял поводья и повел лошадей в сторону конюшни, не обращая никакого внимания на Дениса, шагающего рядом.

Три свободных денника нашлись только в самом конце огромной конюшни, все остальные были заняты. Как разглядел старший помощник во время воздушной разведки, в "Хитром борове" остановились одновременно три каравана и в заведении было не протолкнуться, отсюда и полная загрузка конюшни. Эта скученность была на руку Денису — вероятность наткнуться на кого-нибудь из банды "пустышкофобов" была чрезвычайно мала, а если поглубже надвинуть шляпу, то в сутолоке, царившей на постоялом дворе, можно было надеяться, что даже если столкнешься с кем-нибудь из них лоб в лоб, то никто из "пустышкофобов" не признает "лицо со шрамом".

Проследив за размещение лошадок, старший помощник кинул хитрожопому юноше серебряный щит, который тот поймал с ловкостью цирковой обезьянки, и процедил через губу:

— Накормить, напоить, вычистить, проследить, чтобы все было в порядке! — после чего слегка сдвинул точку сборки, чтобы лучше дошло, убедился по выражению лица молодого человека, что дошло, и направился на выход из конюшни.

Место в обеденном зале нашлось лишь в дальнем закутке, вдалеке от камина, где расположились "уважаемые люди": владельцы караванов, личные охранники, руководители стражников и прочие присматривающие. Вся остальная челядь разместилась, где смогла и очень завидовала "сильным мира сего", греющимся у огня. Не то, чтобы было особо холодно снаружи и внутри помещения, но сам факт нахождения подле огня являлся несомненным признаком статуса — чем-то вроде удостоверения помощника депутата.

Народ, сидящей на скамейке, где сбоку пристроился Денис, встретил его появление угрюмыми взглядами и кое-кто хотел было прозрачно намекнуть, что самим тесно и шел бы пришелец куда подальше, пока не получил, но присмотревшись получше, эти кое-кто решили, что молчание — золото и промолчали. И правильно сделал, потому что устраивать бучу старший помощник не собирался, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, но и терпеть хамство не собирался, поэтому Небесному Волку был отдан приказ душить каждого возбухшего. Не до смерти, но так, чтобы желание возбухать исчезло, как класс.

Пожилая угрюмая подавальщица мрачно сообщила, что из еды осталась только гречневая каша с мясом и выжидательно уставилась на Дениса, ожидая его решения.

— Давай кашу, — махнул рукой старший помощник.

— А пить, что будешь?

— Если есть нормальное пиво — неси, а ослиную мочу не надо.

— Нормальное дороже, — предупредила подавальщица. В ответ Денис продемонстрировал ей серебрушку.

Женщина молча развернулась и отправилась в сторону кухни. Пиво действительно оказалось приемлемого качества — обратно, имеется в виду через рот, не просилось, да и каша с мясом была вполне себе съедобной, поэтому старший помощник протянул подавальщице честно заработанную серебрушку, напоследок попросив:

— Узнай, есть ли свободные комнаты.

— Вряд ли, — покачала головой женщина, — народу больно много, но я спрошу.

Впечатленный обеденным залом, забитым людьми с плотностью шпрот в банке, Денис был уверен, что больше подавальщицу рядом с собой не увидит, потому что при таком скоплении публики, для размещения постояльцев используется каждый квадратный сантиметр свободного пространства и если изначально помещение предназначалось для двоих, то при таком форс-мажоре в нем будет размещено двенадцать человек, причем с каждого возьмут столько же, сколько брали с двоих.

А не хочешь — не бери — твое право. Спи в обеденном зале, положив голову на стол, или на полу, или еще где. В конюшне нельзя — там только для лошадей. Однако, к огромному изумлению старшего помощника, подавальщица вернулась минут через пятнадцать, когда наевшийся старший помощник уже допивал свое пиво.

— Есть маленькая комната на самом верху, под крышей. Золотой, — сообщила она.

— Пошли, покажешь.

Ну-у… назвать это помещение комнатой было бы большим преувеличением, примерно, как назвать байдарку авианосцем, причем на полном серьезе, а не как автовладельцы называют свое транспортное средство "ласточкой". Подавальщица привела Дениса под самую крышу и открыла дверь в чулан. Сантиметрах в двадцати от двери начиналась кровать.

Ну, как кровать? — топчан на котором в качестве перины имелся большой мешок с сеном, а в качестве подушки использовался мешок с сеном меньшего размера, а одеялом служила какая-то очень подозрительная на вид ветошь. Кроме этих предметов в чулане имелось небольшое треугольное окно.

И больше ничего. И не потому что владельцы недвижимости поскупились на обстановку — будь их воля, они поставили бы и письменный стол и журнальный столик и платяной шкаф и книжный шкаф и диван и пару кресел и бар и еще хрен знает что, но дело было в том, что в чулан кроме топчана ничего больше не поместилось. Кровать простиралась от стены и до стены, причем была не сильно