Явье сердце, навья душа - Марго Арнелл

— Я выбираю своей женой Драгославу. Ту, что оживит мое царство волшебным зверьем, ту, что осветит его своей красотою.

Морана, кажется, побледнела. Резко опустила голову — боялась, наверное, взглянуть на Кащея. Лицо того, даром что мертвое, вспыхнуло от гнева — или стыда за потерпевшую поражение дочь. Мара и сама словно окаменела, стеклянным взглядом смотрела на землю. На лицах глядящих на нее невест — сплошь неверие. Как могла, она, безупречная, проиграть?

Драгослава же полнилась торжеством — от осанки и вскинутого подбородка до хищной улыбки. Яснорада сдержала порыв ухватить ее за вышитый золотыми нитями рукав и шепнуть: «Не надо. Не ходи». Вспомнила, что перед ней Маринка — колдунья, погубившая и невинных людей, и богатырей славных, и не стала ее останавливать.

И пока Драгослава шла навстречу своему нареченному, из земли тут и там били фонтаны. Не вода была в них — чистое золото, опадающая на землю не каплями — маленькими солнцами. На лице Кащея заиграла довольная улыбка, когда дворцовые слуги бросились собирать монеты в загодя припасенные кошели. Он жадно следил, как бы ни одну не пропустили, а Яснорада задумчиво наблюдала за ним. Кащеев град — не Явь, здесь в деньгах не было нужды. Так отчего ж Кащей так бредил золотом, что готов был обменять на него родную дочь?

Не оттого ли, что, царь мертвого города, устал он от окутавших город обманов Мораны? Жаждал чем-то явным — явьим, быть может — обладать?

Недолго гостевала улыбка на лице Кащея. Его потемневший взгляд обратился на Мару. Верно, царь считал, на сколько золотых пополнилась бы его казна, стань она Полозовой женой. Помедлив, он и вовсе отвернулся.

Драгослава застыла напротив Полоза — раскрасневшаяся, торжествующая. Ждала, как и остальные, начала свадебного обряда. Но Полоз вдруг взмыл ввысь, будто игрушка на пружинке, какую дарили когда-то явьим детям. Тело его, больше не скрытое кафтаном, все тянулось и тянулось из-под земли. Толстое, покрытое блестящей чешуей туловище оказалось змеиным.

Толпа зевак ахнула почти в унисон, затем разбилась, раздробилась на кричащие голоса и рассыпалась в разные стороны.

Полоз обвил кольцами тонкий стан Драгославы и вместе с ней ушел под землю. Исчез в червоточине, со всех сторон осыпанной золотыми монетами. Последнее, что увидела Яснорада перед тем, как земля скрыла в своих недрах Драгославу — ужас в ее глазах. И взгляд искусницы, в одночасье все понявшей, был обращен на Яснораду.

В куче золота остался сброшенный Полозом, словно змеиная шкура, алый кафтан.

Кащей, Морана и Мара затерялись за спинами толпы. Люди медленно расходились по домам, пряча в карманах памятный кусочек казны «царя заморского», что выбрал Драгославу своей царицей. Яснорада смотрела на них во все глаза. Неужели не видели, не чувствовали, что случилось нечто… неправильное? Неужели эту неправильность замечала только она одна?

«Я знаю, куда смотреть. Потому и вижу».

Она еще долго стояла на площади, глядя на землю, будто неосознанно желая заглянуть под нее. И в последний раз увидеть змея и его змеицу.

Глава одиннадцатая. Тайная библиотека Мораны

Училась Мара стремительно — всему, что бы ей ни преподали. Рукоделию ли, пению или колдовству. Морана потехи ради (или же для того, чтобы лишний раз испытать свое творение) показала ей древние знаки чужого, заморского языка. За дни, прошедшие с ее рождения, Мара выучила и его.

Непонятными оставались лишь люди. В их с виду хрупких оболочках бушевало столько чувств! Не все Мара понимала, не все могла распознать. Но нельзя ей, царевне, искуснице, творению самой Мораны не понимать и о чем-то не ведать. И без того она царицу свою подвела, когда не стала лучшей в Кащеевом граде искусницей. Когда позволила Драгославе себя обойти и разжечь искру интереса в царе Полозе.

Морана увещевала, что так будет лучше. Что слегла бы она от тоски там, под землей. Мара предпочла бы занемочь, но не подвести свою создательницу. Не обмануть ожидания и супруга ее, Кащея. Теперь он пуще прежнего ее сторонился. А завидев, морщился. Всякий раз после встречи с ним Мара разглядывала себя в зеркала Мораны — не появился ли на лице какой изъян? Нет, она по-прежнему была совершенна. Тогда что означал Кащеев взгляд?

Невежество зудело внутри, отравляло кровь своим ядом. Чтобы утолить голод, невесть откуда взявшийся в ней, Мара запоем читала берестяные свитки и неустанно наблюдала за невестами Полоза из-под опущенных серебристых ресниц. Простейшие чувства разгадать ей оказалось все же под силу. Когда искусницам было весело, радостно — они смеялись или улыбка озаряла их лицо, а глаза словно бы зажигались. Стоило гуслям Олега заиграть элегическую мелодию, они опускали кончики губ, и во взгляде их появлялось нечто неуловимое… Грустью звалось это, печалью или горечью.

С остальным оказалось куда сложней. Что есть эта любовь, о которой постоянно говорилось в берестяных свитках? А нежность? Преданность? Привязанность? Дружба? Мара исчертила не один берестяной лист, нарисовала десятки схем (их рисовала Морана, преподавая ей очередную науку). Разобраться, однако, так и не смогла.

И это… злило. Да, Мара знала теперь, что это жгучее, жгущее чувство в груди означает злость.

Сколько же еще нового открыть ей предстояло?

***

И хотя выбрана для Полоза жена и царица, во дворце Мораны ничего не изменилось. Бывшие невесты Полоза так и приходили в свои палаты, шили, вышивали, пряли, пели да беседы вели. О Драгославе только не говорили.

В голове Яснорады билась мысль, что ночами спать не давала. Если в свитках Мораны — воспоминания тех, кто пришел из Яви в мертвое царство Нави, значит, есть там и ее прошлая жизнь. Яснорада не знала лишь, сохранила ли она, как Настасья, свое имя или носила то, что Морана ей дала. Не знала, сколько веков или десятилетий назад жила в Яви. Но надеялась, что чутье, передавшееся ей от Ягой, подскажет, какая из жизней на свитках — ее жизнь.

Все те, что были во дворце, она давно уже перечитала. И ничего в ней не отозвалось. Но тех было совсем немного и все повествовали о старых временах — о Руси с ее церквями на холмах и золочеными куполами, с богатырями и поляницами, с князьями и их дружинниками. Не было в Кащеевом граде церквей, богатырей и поляниц не было, но все прочее Морана оттуда, со старых времен взяла. Из кожи вон лезла, чтобы сохранить город