Явье сердце, навья душа - Марго Арнелл

Иного она и не ожидала, но должна была спросить.

Воспоминания гостя сейчас лишь окутаны дурманом, но все еще живут в нем, словно в сундуке за семью печатями. Недолго, правда. Вскоре память гостя обратится белым листом.

***

— Настасья пропала.

— Как пропала? — воскликнула Яснорада, роняя рукоделие на колени.

— Шагнула в речку и пропала, — всхлипнула Иринка. — Шла, будто заговоренная, я звала, а она не откликнулась!

Тревога переполнила Яснораду, заплескалась где-то в горле. Выходит, мертвые тоже умирают? Или исчезают так, как Настасья — в воде, в земле? А ведь прежде и другие исчезали. Всех мертвых Яви город вместить бы не мог, да и многих Яснорада никогда здесь больше не видела. Они уходили куда-то… но куда? Искать себя в живой Нави?

Яснорада вылетела из дворца, точно подстреленная птица. Ягая, едва увидев ее, лишь покачала головой.

— За новыми ответами пришла?

— А дашь? — В собственном голосе Яснораде почудился некий вызов. Она вздохнула, садясь на лавку, опустила плечи. — Настасья пропала.

Ягая знала всех невест Полоза — готовила для них отвары, призванные сохранить им молодость и красоту. Теперь Яснорада знала, что красота невест — напускная, а под ней, под шлейфом чар — кости да вековая пыль.

Что сама она такова без чар Ягой.

— Помню, как Настасья впервые появилась в Кащеевом граде. Было это прежде, чем ты у меня появилась, как стала с гостями мне помогать. Вот и выходило порой, что чары мои дурманящие ослабевали. В гостях память пробуждалась — вспышками, короткими мгновениями сродни озарению. О жизни, что они оставили, пусть и сами того не знали — Калинов мост заставил их забыть. Настасья не понимала, где она, но сохранила память о себе и своем любимом. Поляницей она была, богатыршей. Про любимого все рассказывала, которого звали Дунай.

Яснорада зажмурилась. И снова чувство, что она уже слышала об этом прежде. Но где? От кого?

— Почему она исчезла? Куда ушла?

— Вода Нави ее позвала, — хмуро сказала Ягая.

Отвернулась к столу, за которым смешивала травы, и замолчала. Не знала большего, запертая в царстве мертвых, или не хотела говорить.

Яснорада еще долго лежала без сна, пока Баюн не замурлыкал в изголовье кровати. Укутанная сладкой дремой, точно пуховым одеялом, вспоминала.

Жил на Руси богатырь Дунай. Сосватал он для князя Владимира королевну Евпраксию. Та согласие свое дала, вот только сестра ее, поляница Настасья Королевична, об этом не знала. Помчалась вслед за Дунаем на богатырском коне, чтобы спасти, как она думала, похищенную сестру от насильной свадьбы. Дунай вступил в бой с поляницей и силой, красотой ее и храбростью был покорен. Предложил Настасье руку и сердце, а она возьми и прими. А потому сыграли в Киеве сразу две свадьбы.

Вздумал Дунай перед молодой женой похвалиться своей ловкостью, удалью и силою. Настасья возразила, что ничем богатырю не уступает. Уязвленный, он предложил жене в честной схватке сразиться. Гордая Настасья и согласилась. Разошлись супруги в разные стороны и стали стрелять из лука — в серебряное кольцо, что друг у друга на голове. Первой стреляла Настасья. Все три раза стрела ее угодила точно в цель, а когда настала очередь Дуная, Настасья встревожилась. Боязно стало, что ее муж, на свадьбе захмелевший, в нее вместо кольца попадет. Но сколько бы ни просила она Дуная опустить лук, он не слушал. Пустил стрелу, а та попала прямохенько в грудь Настасье. Убила и ее, и ребенка, которого она под сердцем носила. И Дуная, так вышло, убила — не острием своим, но горем, что ему принесла. Поняв, что натворил, богатырь вонзил в грудь копье. От его крови родилась река Дунай, от крови Настасьи Королевишны — река Непра.

И только теперь Яснорада наконец вспомнила, откуда она узнала эту печальную историю. Нет, не из книг Ягой. Не сразу та дочке книги свои показала — причудливые, белолистные, с цветными футлярами и красочными картинами внутри. Про поляницу Настасью и супруга ее Дуная Яснорада прочитала в одном из берестяных свитков. И про колдовку Маринку, что стала Драгославой, Яснорада там же — в дворцовой библиотеке — когда-то прочла. Вот только Настасья отчего-то имя свое сохранила…

Яснорада поспешила обратно во дворец. Невесты Полоза порой задерживались до самой ночи, чтобы уже затемно разойтись по своим избам. У многих вовсе не было домов. Их не называли сиротами или приютскими, как в книгах, что Ягая принесла из Яви. Никак их здесь не называли. Просто однажды они оказывались в палатах невест, и в одной из них и ночевали.

«Откуда они приходят?» Теперь она это знала. Из Яви, откуда же еще.

«Зачем мертвым сон?» Наверное, все те же «привычки тела», о которых говорила Ягая. Душе не нужен сон, он нужен телу, которого у них, жителей Кащеева царства, нет. Или есть? А может, душа их тоже устает? Она ведь думает, чувствует, терзается…

Закусив губу до острой боли, Яснорада мотнула головой и ускорила шаг. Опережая собственные мысли, она почти бежала. Словно пыталась, глупая, и вовсе от них убежать. Настигнут — не сейчас, так ночью, когда будет лежать без сна. Да, у нее есть Баюн, но в последние дни даже его сонные чары помогали не сразу.

Яснорада пересекла широкое гульбище. Тусклое солнце уже закатывалось за горизонт, и на галерее в столь поздний час не было ни души. Души в оставшихся еще от Яви оболочках нашлись в палате Невест. Иринка клевала носом над вышивкой в неярком свете свечей, Аксинья и Ольга о чем-то тихо беседовали. Драгослава стояла у столов в середине и ваяла что-то из самоцвета — чистого, словно горный хрусталь. И где только отыскала такой? Не Морана ли своей наскучившей игрушке подарила, зная, что та уже одной ногой в земле? В царстве Полоза только, а не в могиле…

Вряд ли Драгослава знала — помнила, — что это за камень. Она окунала руку в стоящее перед ней блюдце с чистой водой, зажимала ее в кулак. А когда разжимала, на ладони ее лежал камень — хрупкий и прозрачный, точно стекло.

«Обманы, — зазвучал в голове голос Ягой. — Все, что ты видишь вокруг кроме земли, кости и камня — обманы».

Что увидела бы Яснорада, если бы покров иллюзий спал с Кащеева града? Наверное, к правде она бы привыкла, сколь бы уродливой, неприглядной та