Змейские чары - Наталья Георгиевна Осояну

змею прямо в третий глаз, и гад умер на месте. Потом прибежали стражники и спасли его раньше, чем он мог бы истечь кровью. Отец был восхищен его доблестью… и позже, когда старшие братья погибли на войне… он унаследовал трон. Правит до сих пор — сурово, но справедливо.

— И у него есть сын, — сонно улыбается мальчик.

— Есть, — соглашается князь.

— Можно потрогать?

Князь вздыхает, но подчиняется — позволяет мальчику запустить ладонь в вырез сорочки, чтобы нащупать шрам, начинающийся от ключицы, идущий прямо вниз, по грудине, по животу… Шрам толстый, грубый, при свете дня выглядит жутко, а на ощупь кажется ползущей по телу змеей. Мальчик восторженно охает, что-то бормочет и опять улыбается. Он гордится отцом.

Наконец-то уложив княжича, хозяин замка выходит из комнаты и по пустынным коридорам направляется в супружескую опочивальню. Полы его заморского халата, добытого в одном из славных походов, развеваются, словно темные крылья. Слуги торопятся убраться подальше от этой невысокой, гибкой темноволосой фигуры с хищным профилем. Князь наказывает лишь за самые серьезные проступки и будто нехотя, но в том, как он себя ведет, как произносит самые простые слова, как смотрит, есть что-то пугающее. Он относительно молод, но рядом с ним и слуги, и придворные, и дружинники чувствуют себя так, словно приблизились к чему-то немыслимо древнему, засвидетельствовавшему те времена, когда по земле ступали великаны-новаки. Даже в мелочах чувствуется: этот человек неумолим, как пущенная стрела, и лучше не попадаться у него на пути.

«Он убил змея, — шепчутся за спиной, думая, что он не слышит. — Напитался магией его крови…»

Князь усмехается.

У двери в опочивальню, где ждет молодая красавица-жена, он замирает с поднятой рукой, а потом, чуть нахмурившись, поворачивает направо. В нескольких шагах еще одна дверь — низкая, надо голову опустить, чтобы войти, — и к ней всем обитателям замка запрещено даже прикасаться, не говоря уже о том, чтобы шагнуть за порог. Никому не ведомо, как выглядит ключ от этой двери.

Князю она подчиняется без ключа.

В комнате — совсем маленькой, меньше детской его сына, — стоит всего один предмет. Зеркало в полный рост, изготовленное из полированного металла, который блестит, словно золото, но излучает слабый фиолетовый свет. Деревянную раму украшает резьба с неисчислимым количеством мелких деталей, но тот, кто попытается их разглядеть, через считаные секунды обречен на сильнейшую рвоту, ибо деревянные человечки творят друг с другом невообразимые непотребства.

Хозяин замка ласковым жестом проводит по раме, будто приветствуя старую подругу, а потом щелкает пальцами, и халат с сорочкой сползают с него, как живые. Он стоит перед зеркалом, бесстыдно обнаженный, и в задумчивости рассматривает себя. На стройном теле немало тонких серебристых шрамов — прямых, извилистых и похожих на звезды, — но тот, что на груди, затмевает все. До чего омерзительно; грубая работа неумелого дворцового лекаришки, который давно уже сгинул от огневицы… Как досадно, что от него нельзя избавиться, не вызвав подозрений. Всем известна история о том, что в юности князь Войку победил змея, который собирался разорвать его на части, и время от времени кто-нибудь просит показать эту змееву печать, как мальчик сегодня ночью.

Хоть бы кто задумался, почему змей сделал такой ровный разрез, если собирался разорвать добычу.

На загорелом лице князя расцветает улыбка, а между глаз вспыхивает алый огонек.

Сладострастно прильнув к зеркалу, он шепчет:

— Ну как, тебе нравится то, что ты видишь? Славно я распорядился твоей шкурой?

Войку-что-внутри не отвечает — не слышит. Как ни странно, змей не чужд милосердия: той части юнца, что не захотела покинуть содранную кожу, он даровал волшебную иллюзию, в которой…

…как же славно все сложилось, думает Войку, держа за руки царевну, которая дождалась его возвращения из Потустороннего мира, не поверила коварным братьям, твердившим, что он разбился насмерть, сорвался, выбираясь из пропасти. Разве мог так глупо погибнуть тот, кто одержал победу над тремя змеями? Тот, кто освободил трех сестер из медного, серебряного и золотого замков? Конечно, он должен был вернуться. Он летел домой как стрела.

И прилетел!

Выбрался из пропасти, оседлав огромную птицу-пажуру, и в пути прикончил трех балауров, освободил три поселка. Вошел в отцовский замок во всем блеске новообретенной славы, и братья тотчас же покаялись в содеянном. Их уволокли в темницу и должны казнить завтра, если только он не попросит отца смилостивиться. Он попросит, но пусть сперва они проведут ночь в подземелье, рядом со стригойкой… Впрочем, нет, ее же казнили. По крайней мере, должны были казнить утром, после той самой ночи, когда он выстрелом из лука ранил и заодно спугнул младшего — Золотого змея.

Волшебные яблоки достались отцу. Войку не терпится спросить, что же он с ними сделал.

Он вновь сжимает холодные пальчики царевны, которая ждала его, надев траур, и грозилась уйти в монастырь, если его братья и ее сестры не перестанут навязывать других женихов. Теперь все будет хорошо. Они поженятся, у них будет сын — он почему-то в этом так уверен, словно наяву видел красивого мальчика лет семи. Может, он даже будет править вместо отца, потому что старшим братьям вряд ли отойдет престол после такого позора. Он их помилует. Пусть едут воевать, все равно им без кровопролития белый свет не мил.

Надо, наверное, пойти в темницу прямо сейчас и сообщить им о своем решении.

Или пусть все же помучаются до утра?

— Если пойдешь, то пожалеешь, — говорит царевна. — А не пойдешь — точно пожалеешь.

Он смотрит в лицо невесте, растерявшись от этих странных слов, и вдруг понимает, что глаза у нее совершенно черные, без белков. А зрачки — яркие золотые точки, похожие на дырки в занавеске, за которой полыхает пламя. Глаза стригойки. Такие твари умеют превращаться в кошек, собак и даже тараканов — было бы кстати, но для превращения нужно кувыркнуться, что весьма непросто, когда висишь на стене, прикованный за руки и за ноги.

Войку…

…понимает, что именно эти глаза смотрели на него из-за яблоневого гобелена.

А еще Войку понимает, что сидит на пустом бочонке в подземелье, куда пришел из-за спора с братьями, и от стригойки его отделяют пять шагов да решетка. Его как будто со всех сторон обложили мешками с зерном — тяжелыми, очень тяжелыми мешками.

Так бывает, если заснуть в сыром и холодном погребе, пусть и ненадолго.

Какие поразительные сны ему приснились…

Он смотрит на стригойку, чьи глаза теперь светятся не безумным, а холодным, расчетливым огнем. Эти твари умеют