Хозяин теней. 3 - Екатерина Насута

Тут же…

Мы точно чего-то не знаем. Скорее всего не знаем очень и очень многого. Это как из хобота и хвоста целого слона сложить, причём вслепую.

— Савка…

— Чего?

— У тебя лицо такое, будто ты того и гляди обделаешься.

— Тимофей!

— Да ладно, Тань… ну в самом деле.

— Я думаю, — буркнул я.

— И о чём?

— О том, что не стыкуется одно с другим. Зачем вырезать род, но не до конца? Почему тогда отец сбежал, и Громовых оставили в покое? Если сначала мы думали, что из-за опеки Романовых, то… теперь зачем Татьяну вытаскивать? Если вдруг что… кто её замужеством распоряжаться станет?

— Государь, — помедлив немного, произнёс Тимофей. — В случае, если нет иных договорённостей. Как правило, если помолвка заключена, то её оставляют в силе.

— То есть… если бы Татьяна вдруг влюбилась без памяти в этого вон… кузена… как её? Лизоньки? И, скажем, обвенчалась бы с ним… ну или бумаги какие подписала бы…

— Я на дуру похожа? — возмутилась Татьяна.

— Не похожа. Но… могло бы быть иначе. Отвезли бы в церковь, обвенчали бы. И сказали, что из большой любви. Если бы брак состоялся…

А он бы состоялся. По любви там, но можно и без неё, главное, невесту правильно зафиксировать.

— А если б ещё забеременела… — Тимофей хмурится и от него прямо тянет плохо сдерживаемой злостью.

Ничего. Злость, она порой не худшее лекарство.

— Но вот с наследством могли бы возникнуть… Романовы не любят, когда кто-то на их права покушается.

— Да нечего наследовать, — перебила его Татьяна. — Завод в долгах, мы… скажем так, тоже. Дом этот? Его в округе проклятым считают. Или думаешь, я не пыталась приглашать кого в гости… желающих не находится. Так что не в доме дело.

А в чём?

Или… в ком?

— Дар, да? — я высказал догадку, которая явно пришла в голову не мне одному. — Возможно, что им не нужна ты, как наследница Громовых, но вот сама по себе… почему бы и нет?

Татьяна фыркнула, но как-то… неуверенно.

— Слухи о том, что помолвку расторгают, ходили давно.

— Давно? — а вот теперь она удивилась.

Я же кивнул.

— Я их ещё там… в детском доме слышал, когда Громовых обсуждали. А если уж туда эхо докатилось, то в свете, думаю, всё обговорено и переговорено было. И твои знакомые вполне могли воспользоваться случаем. То, что у тебя дар имеется, знают ведь?

Кивок.

— Почему просто… не предложить…

— Не знаю, — я тоже задумался. — Может… может, опасаются, что предложение не примут? Скажем, жених кривой.

— Кривизна — это не помеха. Не в нашем случае, — Тимоха наклонился к ноге. — Скорее в другом дело… может, игрок. Или пьяница… или происхождения низкого.

— Или не низкого… — пробормотала Татьяна. — Если он из Воротынцевских. Под ними много охотников ходит, но все слабые. А Воротынцевы никогда не упускали случая усилиться. Помнишь, к деду ведь приезжали. Он тогда ругался крепко.

— Помню. За Воротынцевых… ну или того, кто с ними связан, дед бы в жизни Татьяну не отдал, — это уже для меня Тимоха объяснил.

А я что? Я не дурак. Понимаю. Может, прямых доказательств и нет, но имя Воротынцевых у деда крепко связано с отцом и со всем, что потом случилось. Виновны они или просто мимо пробегали, так не скажешь. Но имя это — что красная тряпка.

— Кстати, а они вполне могли и надавить на Весновских, чтобы те помолвку разорвали, — сказал Тимоха презадумчиво. — Те ведь тоже из Охотников, пусть не старых родов, но вольные… и не удивлюсь, если через месяц-другой новую помолвку объявят, с кем-нибудь из Воротынцевских.

Ага, и одним крючком две рыбы: род Весновских под могучую руку и Татьяну заодно уж.

Для улучшения породы.

— Вот… твари! — она добавила пару слов, которых приличной барышне и знать-то не положено. И покраснела.

Мы сделали вид, что не слышим.

— Это только домыслы, — успокаивающе произнёс Тимоха.

— Деду надо сказать, — Татьяна обняла себя. — Если так… больше ко мне никто из наших не рискнёт…

— Надо. Или… подумай… если так, то убивать тебя не хотят. И это шанс. Выжить, — он говорил совершенно серьёзно. — Воротынцевы, может, и не виноваты в том, что было… род большой, богатый. Обижать тебя точно не станут. Оно им ни к чему. Савка, тебя тоже вполне могут под опеку взять. Отправим с Танькой вон, поправлять здоровье… а там…

А они с дедом тут вдвоём останутся и героическую гибель примут.

Я скрутил фигу и сунул Тимохе поднос.

— Невоспитанно… — откликнулся тот.

— Возможно. Но в данном конкретном случае я готова поддержать, — Татьяна встала за мной. — Бросить вас и уехать… и вообще… это подло! Гадко! Это… я не знаю, как!

— А лучше всем вместе помереть? — Тимоха спросил это жёстко и взглядом вперился. Ничего. Взглядами меня давно не напугаешь.

— Лучше, — говорю, — выжить и похоронить этих упырей.

А что? Почти уже план… только мелочи докрутить осталось.

Глава 11

«По сей день нет единого мнения относительно того, следует ли развивать дар у особ женского полу. Устоявшееся мнение о вредности подобного развития для разума и тела женщины, как существа более слабого, всё чаще подвергается критике, ибо нужда Империи в дарниках воистину велика. И с каждым годом всё чаще раздаются голоса, требующие использовать во благо страны всех, кто наделён даром, вне зависимости от половой принадлежности оных. И да, ныне никого уже не удивят прекрасные целительницы, однако поддавшись желанию выбрать сей простой на первый взгляд путь, мы рискуем не столько дать права, каковые уже имеются, сколько возложить на хрупкие женские плечи тяжкую ношу обязанностей…»

Из открытого письма князя Н., обращённого к суфражисткам.

— Если ж говорить о камнях, то… — Тимофей поглядел на сестру. — Скажем так, теперь я уже понимаю, что отец… был не совсем прав.

— Ставил над нами опыты, — Татьяна была куда прямее в выражениях. — Впрочем, не он один. Газету открой. В каждой третьей — объявление о верном способе развития дара. Дыхательные упражнения. Отвары. Что там ещё?

— Массажи?

— Вот-вот… авторские методики и прочее, прочее. Амулетов тоже хватает.

— Рабочих?

— Нет, — Тимоха покачал головой. А Татьяна добавила:

— Ни один дарник в своём уме с такой дрянью не свяжется. Это не то, чтобы незаконно. Опасно очень.

И кивнули оба.

А они похожи. И плевать, что Тимоха огромен, как глыба, а вот Татьяна — хрупкая, что тростиночка. Черты лица. И взгляд. и жесты. И прочее,