Хозяин теней. 3 - Екатерина Насута

Или на два.

Точнее симпатия тоже есть. Вон, весёлый, жизнерадостный, так и тянет отшутиться, похлопать по спине, как старого приятеля. И желание отступить лишь крепнет.

Спокойно.

Улыбаемся. Смеемся. И позволяем себя ощупать и даже тряхнуть.

— Ишь, совсем усох… загоняли вы мальца…

Меня поворачивают в одну сторону, в другую. И в этом нет ничего такого, двусмысленного, но мне он не нравится.

Категорически.

— А, вернулся, — дед выглянул из кабинета. — И вы уже тут… разбалуешь ты мне внуков.

— Кто-то ж должен, — Варфоломей улыбается шире прежнего. — Ты ж только и умеешь, что воспитывать.

Держится он легко и свободно, как человек, находящийся в своём доме и среди родни.

— К тебе я тоже… с гостинцами. Вон, документы, — Варфоломей протянул деду бумажный конверт. — Повозиться пришлось, но вышло всё даже быстрее, чем рассчитывал.

— Расскажешь, — дед отступил, пропуская гостя в кабинет. — Как там…

— Идём, — Тимоха подталкивает меня к выходу. — Теперь дед не скоро освободится. Пока вон доложится, пока по слухам и прочему. Точно до ужина просидят. А то и ужин.

— Это вряд ли, — Татьяна пыталась одновременно удержать стопку и полистать верхний журнал. Вытянув шею, я увидел рисунки каких-то девиц в нарядах.

Понятно. Глянец, он в любом мире глянец.

— Точно. Варфоломей ужина не пропустит. Но и хорошо, что вернулся. Спокойно… Тань, как понимаю, математика откладывается?

— Ай… я… чуть позже… приду. Пусть пока разберут следующий параграф.

— Иди уже… шляпку выбирай. Или там платье. Если к балу, то пока сошьют…

И спорить сестрица не стала. Ну да, вставать между женщиной и новостями моды — себе дороже. Может, и к лучшему. Татьяна… она неплохая, но к чему её впутывать.

— Тим… а расскажи про него, пожалуйста.

— Про Варфоломея? Так особо рассказывать нечего… дедов ближник. Они с малых лет вместе.

Только дед выглядит стариком, а Варфоломею с виду лет сорок, не больше.

— Он славный. Веселый. Нет, не подумай, боец отменный и на той стороне чувствует себя свободно. Из наших, Громовских. В смысле, не по крови, а из служивых. Его отец был ближником дедова отца…

— А…

— А у нашего ближника не было. Он не особо стремился туда выходить, да и сам был слабым. С точки зрения охотника, — Тимоха ступает медленно.

— А ты?

— Никита погиб.

И молчание.

Такое вязкое, которое на миг убивает всю радость и веселость. И мне становится страшно, потому что точно так же может погибнуть и Метелька. Только раньше я об этом как-то не задумывался. А теперь вот представил и от одной мысли стало не по себе.

— Давно, — заговаривает Тимоха. — Мы… толком сродниться не успели. Как понимаю, мне готовили другого… только и его не стало. Тогда.

Он говорит тише.

Отрывисто так.

— Обряд до нашего отъезда провести не успели. Так, просто дружили… я и Пашка. Мне ещё врали, что он уехал. Далеко. Я верил. Думал, письма писать буду. Потом, когда Варфоломей начал учить меня по-настоящему, он Никиту подобрал.

— Извини, я…

— Ничего. Это порой бывает… молодые были. Денег, как я говорил, не хватало. Вот и старались подзаработать, как умели.

А основной способ заработка у охотников один. И отнюдь не безопасный.

— Мы тогда знакомой тропой пошли. Собирались, правда, заглянуть дальше обычного, но не сказать, чтоб совсем уж. Артель оставили. Так, разведка… туда и обратно. А получилось… мы уже возвращались, когда эта тварь вылезла. Здоровая была. Теперь бы я справился. И тогда выбрались, только Никитку крепко задело. Он и впал в беспамятство. Две недели на краю и… всё.

Тимоха остановился, упёршись рукой в стену.

— Это и вправду был несчастный случай.

Ага. Только как-то очень уж много с Громовыми несчастных случаев приключается.

— Варфоломей тогда очень переживал. Никитка — его племянник. А я себя виноватым чувствовал. Хотя и меня задело, но вот… я живой. И оправился довольно быстро.

Никитка же нет.

— И он как воспринял? Варфоломей?

— Обычно, — Тимофей поглядел устало. — Это случается. И люди знаю. Те, кому надо. Варфоломей мне тогда предлагал ещё кого подыскать, но я вот… не хочу больше. Я лучше один. Теперь и вовсе привык.

Киваю.

И думаю обо всём и сразу, только ни хрена оно не получается.

— Ты иди, — Тимофей махнул в коридор. — Лучше вон Еремея своего помучай вопросами. Мне, кажется, полежать не помешает.

— Помочь?

— Не всё так плохо.

Ага.

Не так. Иначе. И хуже, чем он думает. А Еремея я помучаю.

Еремей обнаружился в гимнастическом зале, где он с видом ленивым, даже слегка отрешённым, гонял Метельку. Ну и мне обрадовался, как родному:

— Явился? — поинтересовался этак, с ленцой. И сигаретку размял.

— Явился.

— Тогда вперёд. Что стал, как столб на распутье?

— Еремей… а… может, на улицу сходим? Погода хорошая…

Метелька поглядел на меня, как на дурака. Ну да, чуть ветерок сегодня и прохладный, но вот… не могу я в доме говорить.

— Сходим, — пообещал Еремей. — И вправду стоит. Постреляем вон. А то как-то оно однобоко выходит. А пока — вперёд, кому сказано?

И улыбнулся.

Вот… не было в его улыбке и капли дружелюбности, только там, под сердцем, отпустило. И я ленивой пока рысью двинулся вдоль стены, ровно для того, чтобы заработать мотивирующую затрещину и приказ:

— Шевели ногами, Савушка…

Люблю я их.

Нежно.

Глава 12

Стихийный прорыв на Петровецкой фабрике унес жизни десятка человек. Начато расследование, однако уже известно, что вину за случившееся власти и полиция собираются возложить на самих работников, воспользовавшись как предлогом дурным поведением оных и недостаточной благочинностью. Если это произойдёт, то фабрикант Невзоров не только откажет в выплате пособий семьям погибших, но также будет иметь право возложить на рабочих штрафы и расходы на восстановление работы фабрики.

Народоволец

Стрельбище при усадьбе имелось. Как конюшни, амбары, овины и прочие, весьма нужные в хозяйстве, строения. Находилось оно в стороне, в глубине разросшегося сада, отделённое от дома длинною узкой казармой. И водить меня сюда водили.

Раньше.

В рамках общеобразовательной экскурсии и показа, чего тут, собственно, имеется.

А теперь Еремей двинулся к воротам:

— Люди отдыхают, — сказал он так, будто и вправду его заботил чужой отдых, — а тут мы пальбу устроим. Нехорошо. А там я лесок заприметил. Удобненький. Чего смотрите? Вперед, говорю, и бегом. Навстречу знаниям.

Лесок начинался где-то там, за широкой полосой то ли поля, то ли луга. Она обходила поместье по кругу и поддерживалась в таком вот, чистом и хорошо