Танец Ведьмы - Blackmourne

самой его вершины он наткнулся на ещё одну поляну — с умершим десятки лет назад, но всё ещё могучим древом. Оно было расколото от грозового удара Бога-Воина — в несколько десятков обхватов, могучий ствол лопнул и разошёлся напополам почти на половину длины, отчего древо, увешанное странными дарами, раскинулось в стороны, повиснув на ветвях окружающих полянку дубов и вязов. Тоскливый, потусторонний звон издавали сотни мелких серебряных монеток с выбитыми именами, что висели на ярких нитях, привязанные к увядшим ветвям. А у самого края поляны молодого барона ждали они.

Великолепные, завораживающие создания, пришедшие из кошмаров безумца. Воплощение охоты, обретшие форму, клыкастые, хищные волки с чертами людей. Опираясь на изящные, но могучие передние лапы лишь иногда, они кружили вокруг расколотого вяза, останавливаясь лишь на мгновение, чтобы шумно втянуть носом воздух. Глаза этих монстров странно блестели, закрытые тонкой, защищающей от солнечных лучей плёнкой — похоже, днём они были абсолютно слепы.

Едва их завидев, Ланнард потянулся к мечу. Они тоже сразу же прекратили свой хоровод, мгновенно, как по команде, повернувшись к барону. Самая крупная тварь издала негромкое хриплое рычание, что звучало как вызов. По его толстому крупу к оканчивающимся стальными когтями лапам пробежали зелёные молнии Воли, а роговые наросты глаз на мгновение разошлись. Их взгляды встретились, хищные эмоции, что донеслись от зверя, заставили блондина на мгновение дрогнуть.

Это было воплощение абсолюта, к которому стремился когда-то Шейл Крестник. Совершенный Охотник, отказавшийся от человеческой сути ради вечной погони. А его свита из четверых самок вторила своему вожаку в идеальной, первобытной гармонии. Он их избрал из сотен забредших в Чащу дев и, вместо того чтобы порвать на куски, как остальных, — даровал цель, одарил счастьем вторить его дикому вою. Хозяин, любовник и повелитель.

Сейчас вожак принюхивался к его запаху, пытаясь определить суть вторженца. Он нёс на себе смрад тлена, чуждого Чаще. Но также его запах возвещал о сладкой и притягательной самке, о фиолетовом призраке, приходящем во сне и одаривающем мышцы силой, а жизнь — страстным желанием. Это сбивало с толку, Охотник никак не мог разобрать, что же он настиг в этот раз?

Ланн выставил перед собой длинный меч, глубоко вдохнул воздух и приготовился к бою. Вряд ли они прислушаются к словам и разойдутся, а значит, ничем не отличаются от тех охотников за головами, что он сразил на пути к Чаще. А пока твари слепы — у него больше шансов выбраться из схватки живым. Ждать было незачем. С резким выдохом, опустив меч параллельно земле, он побежал вперёд.

Вожак, почуяв агрессию, среагировал незамедлительно — почти стелясь над землёй и растекаясь, как призрак, он рванул навстречу, в то время как четвёрка самок хрипло взвыли и побежали за своим повелителем, изнывая от жажды присоединиться к трапезе. Их человеческий разум, их суть были уже безнадёжно искажены долгой, продолжавшейся многие десятилетия, почти бесконечной погоней. Внешний Страж Чащи — Охотник — определил вторженца как угрозу и решил уничтожить.

Первая и самая крупная тварь пылала, словно уголь из костра. Она достигла центра проглядины первой и в длинном прыжке попыталась ударить барона лапой в шею. Поднырнув под атаку, барон развернулся и рубанул мечом. Сейчас желание выжить и холодная ярость от столкновения с реальным, ощущаемым противником раздували его Волю. Вспышка меча осветила поляну, и лапа монстра отлетела, срубленная вдоль плеча. Раздался оглушительный вопль боли, но, не обращая на него внимания, Ланн послал Волю в ноги и высоко подпрыгнул, пропуская снизу удары двух самок, пытавшихся напасть на него со спины. Сейчас он ясно ощущал все их движения, даже не только при помощи зрения, но и реагируя на колебания ауры.

Взлетев на пару метров, он совершил в воздухе кульбит и опустился на землю, рубящим ударом клинка целясь в одну из отставших. Направив в руки и меч холодную решимость, барон молча обрушил клинок — сталь, направленная его Волей, вскрыла горло несчастной, забрызгав всё вокруг алой влагой. Упав на землю, труп несколько раз дёрнулся в судорогах агонии, пока кровь тугой струёй покидала изуродованное чужой волей тело, а затем в неяркой вспышке переменилось. Обнаженная, юная девушка, лет восемнадцати, с платиновыми волосами, лежала на алом ковре. Вспышка паники пробила ледяную сосредоточенность воина — ему было знакомо это лицо, что так часто являлось в кошмарах.

Всего пара мгновений промедления едва не стоили ему жизни. Еще одна тварь, напав сзади, хищно вцепилась ему в плечо, вырвав кусок мяса. Изменив хват на обратный, Ланн сделал укол себе за спину, вырвался и, обернувшись, как в танце, начисто снес клыкастую голову своей недолгой партнерше. Обвиняюще сверкнули голубые глаза; перекошенные от боли губы безмолвно шептали ему оскорбления.

«Лжец!» — обвинял его лик матери, катясь по прелой траве. — «Ты не смог ее защитить!» — Но сейчас барон уже был к этому готов, и третью тварь, спрыгнувшую с ветки древа, к себе не подпустил — вскрыл от центра груди до промежности еще на подлёте, молниеносным взмахом меча. Он уже давно попрощался со своей женской сутью, убил её внутри, а сейчас рубил на части в реальности. Он был ради этого выкован — и не сомневался.

Потерявший лапу вожак, ошеломлённый вспышкой боли, замедлился — и за