Сад искусителя - Робин Штенье

Это просто ей тогда показалось, что книг до сотни максимум, из-за демонстрации оных на мониторе «гольфкара». Хитрый мальчишка, скорее всего, специально так сделал, чтобы запутать. Вредина синеглазая. А все равно ж проболтался…

— Давай про всюду проникающего героя.

— Простите, запрос непонятен. Попробуйте уточнить по автору.

Еще б она знала, как этого гада зовут.

Робин Штенье.

— О! Робин Штенье!

— Какой конкретно Робин Штенье вас интересует?

— Ну это же один человек, просто его версии в разных мирах добавляются, так?

— Под псевдонимом Робин Штенье в разных мирах пишут разные люди. Вам нужен конкретный вариант?

— Опять «выбранное устройство»?

— Подборка по ключевому слову «Робин Штенье» удовлетворяет запросу для копирования на выбранное устройство.

— Отлично! Тащи сюда этого трагедь-мейкера!

— Шапаш не может телепортировать живых существ.

— Я про книги, — отмахнулась Ева. ИИ начала ее раздражать, вызывая непрошенное сравнение с ChatGPT, которым она ни разу не пользовалась, но была наслышана. — Но с призывом вышло бы забавно.

— Уточняю запрос: вы хотите подборку книг по ключевым словам «Робин Штенье; трагедь-мейкер» или более общую «Робин Штенье»?

— Давай общую, просто пометь, который из них стекольщик.

— Выбранной профессии…

— А-а! Блин! Пометь трагедь-мейкера.

— Запрос принят. Исполняю.

Нет, этот конкретный Робин точно гад! Даже выбраться нормально не мог. Не удивительно, что Адаму он так понравился. Рыбак рыбака, как говорится!..

Отсутствие мальчишки напрягало. Заставляло переживать за него. Конечно, здесь могло быть банальное «мавр сделал свое дело», только что-то подсказывало — нет, не сделал. Вон и Змей тогда про собранные осколки обмолвился, то есть существовали и другие. Какие? Провидение молчало, и вздыхай — не вздыхай, делу этим не поможешь. Насчет книг гадкого стекольщика тоже уверенности не было, но с чего-то надо начинать, а Ева твердо решила разобраться в себе. Просто вместо банальной психологии решила положиться на криминалистику, потому что дело с ее перемещением в особняк сто процентов нечистое. И хорошо, если обошлось одним-единственным трупом.

Трагедь-мейкер ситуацию прояснять не собирался, как будто давно выбрал Адама своим любимчиком и теперь ему подыгрывал. Взять хотя бы космооперу, занявшую большую часть коллекции, где одним из героев был тезка синеглазой проблемы. Собственно, поиск в планшете по имени и вывел на сей цикл с меняющимся называнием от мира к миру. Измененный на «осколки» запрос привел сюда же — в тексте фигурировали некие рожденные, бывшими осколками Абсолюта. Ага, с большой буквы. Сразу нырять с головой в повествование, занимавшее больше сотни разных книг, не всегда с одинаковыми названиями, было глупо, ведь и сюжеты в них вполне могли разниться. Зато имелись картинки! А в одной вселенной Штенье таки научился рисовать, как грозился почти в каждой, где он стал писателем, потому Ева на несколько часов залипла, разглядывая иллюстрации — где авторские, где от других художников, где от нейросетей, тоже разных. В итоге провела время с удовольствием, но без пользы, ведь глянцево красивые персонажи не дали ей ни ответов, ни намеков на то, чего Адам так привязался к их создателю. Значит, надо лезть в текст… Или…

— Шемеш! — позвала Ева.

ИИ не заставила себя ждать.

— Шапаш к вашим услугам.

— Можно провести анализ по космоопере трагедь-мейкера? Ну там краткое содержание, сравнение с другими вариантами цикла и тому подобное?

— Конечно, можно. Но анализ займет время.

— А мы можем воспользоваться данными, который получил Адам, анализируя творчество этого автора?

— К сожалению, профиль мистера Илу закрыт для стороннего использования.

— Ладно… Давай сами докопаемся, чего с ними не так…

— Приступаю.

Ожидание затянулось надолго, и Ева решила полежать с закрытыми глазами… Самую малость… Естественно, она уснула.

Ночь всегда была обычным провалом во времени, просто иногда поутру давала облегчение уставшему телу, особенно глазам. А сны — всего лишь придумка других, нереальная и к тому же бесполезная. Только авторам и годились, дабы провернуть какой-нибудь финт с предупреждением героя или смутным пророчеством, которое все равно останется неразгаданным, пока не станет слишком поздно. Ну, еще мемоделам, чтобы помянуть лишний раз Зигмунда Фрейда в суе.

В общем, ей никогда ничего не снилось, кроме кошмаров в детстве, потому зашумевший вдруг по обе стороны монохром поначалу приняла за сбоящее воображение. Резонное уточнение «голоса разума», что ничего страшного перед этим не читалось, не сразу дошло, и Ева по привычке зажмурилась, но глаза почему-то все равно остались широко распахнутыми. Тело как будто перестало подчиняться, потому что по эту сторону его просто не существовало.

— Ладно, — непонятно к кому обращаясь, сказала она, — пошли посмотрим сны.

Но смотреть-то как раз было не на что — сплошной белый шум, каким обычно огораживалась от мира и людей. Доограждалась? Кажется, так и есть. Непонятно только, почему вдруг похолодало? Шутливая поговорка сработала? Или просто какой-то умник включил охлаждение в системе климат-контроля комнаты? Проверить-то как? Как проснуться? Сплошные вопросы и ни намека на ответ! Хоть продолжай идти в никуда, хоть стой на месте.

Ева продолжила и вскоре наткнулась на кого-то высокого, стоящего посреди монохрома непреодолимым препятствием. Она подняла голову и столкнулась с недовольным взглядом мамкина бунтаря, то есть папкина рок-н-рольщика из книжки трагедь-мейкера. Парень оказался один в один, как на обложке, еще и высоченным — выше Адама.

— Соврешь, что такие глаза не видят? — ухватив ее за плечи, спросил парень.

— За дорожный столб со слепу приняла, — огрызнулась она, мысленно пообещав себе проснувшись прочитать про этого гада все книжки и!.. гадкую рецензию написать?

Принялась перебирать доступные варианты мести выдуманным персонажам, но рок-н-рольщик сильнее сжал пальцы и ощутимо тряхнул, выдав злой вердикт:

— Дура. Если захотеть, и такими разглядеть можно! Ты смотри! Смотри!

Она моргнула. Парень исчез. Исчез монохром. Вокруг нее, завывая и кидаясь колючим снегом, кружилась метель, которой не было конца и края. Только где-то там впереди колдовскими огнями железной дороги сияли чьи-то глаза.

Адам.

— Адам! — позвала Ева.

Сбоящее воображение сразу же нарисовало картину, как мальчишка вздрагивает, останавливается, поворачиваясь в ее сторону, и с его посеревших от холода губ дымкой пара слетает имя, которое она отказывалась слышать.

Лилит.

А потом кто-то истошно заорал.

Ева подорвалась, завертела головой по сторонам, снова услышала чужой вопль. Вскочила