Заговор Красного Волка - Роберт фон Штейн Редик

трюмные насосы забились китовым жиром. Капитан был жестоким и боялся

собственной тени. В спокойные дни он опускал смолбоев в холодное море, чтобы

проверить, не повредили ли корпус мурты или соленые черви. Во время гроз он

посылал мальчиков наверх привязывать живых цыплят к верхушкам мачт, принося

жертву небесным демонам.

Ни одна из этих опасностей никогда не касалась китобойного судна. Его конец

44

-

45-

наступил, когда команда, одурманенная испорченной рожью, на смехотворной

скорости направила судно в гавань Пил, где корабль протаранил бы королевский

клипер, если бы береговые орудия не разнесли его на куски.

Короли Нунфирта отправили ошеломленную команду обратно в Этерхорд, где

капитан был обезглавлен, а Пазела перевели на корабль-зерновоз. После этого

рудовоз, баржа на реке Сорн, сигнальный катер, проводящий военные корабли

через отмели Пауландри. Наконец, всего шесть месяцев назад, его назначили на

«Эниэль». После каждого из этих переводов слух в конце концов сообщал ему, что

об этом договорился некий аристократ, задумчивый парень с седыми висками. Но

Чедфеллоу никогда не посылал даже слова приветствия самому Пазелу.

За последние полгода Пазел полюбил капитана Нестефа. Старый

мореплаватель обожал свой корабль и хотел иметь миролюбивую команду. Они

хорошо ели, а после еды слушали музыку, и в каждом порту капитан покупал в

лавках приключенческие романы, рассказы о путешествиях или сборники

анекдотов и читал их вслух скучными ночами вдали от суши.

Конечно, Пазел все еще был ормали. Джервик, в частности, позаботился о том, чтобы никто об этом не забывал. Он презирал ормали — презирал любого, кто в

чем-то превосходил его, — и на прошлой неделе украл шкиперский нож и кита из

слоновой кости, единственные предметы, которыми Пазел дорожил в этом мире.

Теперь они всегда будут принадлежать Джервику.

Но доброта Нестефа делала все это терпимым. Капитан даже поговаривал о

том, чтобы купить Пазелу гражданство и помочь ему вернуться в школу. Сама

мысль о том, чтобы снова читать, наполняла разум Пазела ослепительными

надеждами.

И теперь Чедфеллоу взорвал их. Пазел не знал, почему доктор снова вмешался, но на этот раз он вытащил Пазела с лучшего корабля, на который он мог когда-либо

надеяться. И что доктор подсыпал в тот чай?

Пазел встал, бросил последний гвоздь в воду и повернулся лицом к причалу.

Новая жизнь — вот что он выбирает. Жизнь без дядей арквали. Без их защиты и

их обмана.

Глава 6. ПОЧТИ СВОБОДНА

3 вакрина 941

5:56 вечера

Ниривиэль, лунный сокол, бежевой стрелой пролетел над головой. Сидя на

скамейке рядом с великолепными сом-аквариумами Лорга, Академии Послушных

Дочерей, девушка со светлыми волосами почувствовала, как ее сердце воспрянуло

при виде его, а затем, на мгновение, пожалела, что никогда больше его не увидит.

Мгновение — вот все, на что она могла рассчитывать, потому что, хотя она и

любила сокола, Академию ненавидела в тысячу раз больше.

45

-

46-

Позади нее женщина прочистила горло. Блондинка оглянулась через плечо и

увидела, что одна из Сестер Лорг молча хмуро смотрит на нее. В своем темно-коричневом одеянии лицо Сестры казалось белее лилий в аквариумах; белее рыб, медленно прокладывающих дорожки среди стеблей.

— Добрый вечер, Сестра, — сказала девушка.

— Ее светлость примет тебя в рыбоводных заводах, — коротко сказала

женщина.

Вздрогнув, девушка поднялась на ноги.

— После твоей молитвы, дитя!

Сестра повернулась и зашагала прочь. Девушка снова села боком, чтобы

скрыть лицо от окон Академии, и сильно надавила костяшками пальцев на кованую

железную скамью. Встреча с Матерью-Запретительницей! Редкая честь: девушки

не встречались с главой ордена, разве что по самым серьезным причинам. Это

ловушка, сказала она себе. Я знала, что они что-нибудь предпримут.

Аккатео, как любили называть его Сестры, был самой дорогой и престижной

школой для девочек в империи. И самой старой, что отчасти объясняло склонность

Сестер говорить на старом арквали, одеваться в плащи, похожие на похоронные

накидки, и подавать блюда (пудинги из конской печени, бульон из скворцов), которые исчезли даже из самых традиционных столовых Этерхорда столетие назад.

И самой малолюдной, подумала девушка, увлекаясь своей темой.

А также самой темной и жестокой, самой невежественной грудой камня, когда-либо позорившей слово школа.

Ее звали Таша Исик, и она бросала учебу. Сегодня был — должен был быть —

самый счастливый день за те два года, что она провела в Лорге. Два года без

проблеска отца или друзей, без звука океана или восхождения