Лайм. Судьбе назло - Генрих Эдуардович Маринычев

про господ, то самому распространять их; то хвалить хозяев усадьбы, то тайком, вместе с другими, высмеивать их. Я не упускал ничего: предлагал пару медяков (естественно, за счет Эрнана) "на чарку" или сам присоединялся к общей трапезе; если нужно было — флиртовал с девицами и отпускал комплименты женщинам.

И при этом не забывал смотреть в глаза, следить за голосом — не дрожит ли, наблюдать за ладонями — не потеют ли? Вынюхивал, выведывал и выспрашивал в надежде, что скрытые чувства выплывут, прорастут, как пух плесени на давнишней горбушке.

Я выдохся. Я не просто услал, я вымотался до такой степени, что мои ноги едва держали меня, а язык распух, словно тесто в теплой кадке. Но выявить нужного человека было необходимо. И совсем не потому, что он мог нарушить планы спасения графской семьи. Вовсе не поэтому.

Этот неизвестный болтун был опасен и для меня: он мог спутать все карты. Да что там спутать — он вообще мог свести все на "нет"! Причем в самом худшем из всех вариантов!!!

И чтобы хоть как-нибудь взбодриться, я вынужден был напоминать себе это снова и снова.

— Хорошо, если это не предатель, а обычный болтун, который даже не думал помогать бандитам — так получилось, и все тут. Тогда для семьи Вортексских все пройдет, как по маслу. Нападение отобьют, я получу обещанную награду и вынужден буду снова вернуться в тюрьму. Это… неплохой исход. Не лучший, но не плохой.

Хуже, если это не легкомысленный пустомеля, а настоящий предатель (чтоб ему по ночам в кровать мочиться). И если мне не удастся выявить его и он расскажет про все своим сообщникам…

Вот тогда будет беда.

После того как предатель сделает свое черное дело — предупредит бандитов, что об их затее стало известно, разбойники могут что-то предпринять в ответ. Например — попросить своего человека испортить Кристалл Отведения. И тогда вся моя работа, весь мой риск, все мои труды пойдут гокусу под хвост. Прощайте Вортексские, прощай моя награда, и снова здравствуй тюрьма.

А потом… Потом бандиты станут гадать: кто же рассказал о них графине? Хотя круг людей, посвященных дел Армаком в это дело невелик, слухи сами могут полезть наружу. А много ли надо при таком осведомителе? Если кто-то всерьез задастся вопросом: "А что это тут делал этот странный мальчишка?", то рассчитывать будет не на что. А когда это дойдет до "Шестерых ножей" — все, моя песенка спета. В тюрьме ли, в усадьбе ли. Не они, так их дружки меня прикончат. И не просто убьют — с живого снимут кожу, засолят и на куски порежут. Чтобы другим неповадно было. Это очень, очень плохо.

Так что этот хохлабуй, чтоб ему яду напиться, нужен мне позарез".

Я напоминал себе об этом в минуты отчаяния и усталости. И это работало. Я вставал и шел дальше на поиски искомого человека. Да, я и раньше понимал, что все могло кончиться именно так. Но я знал, на что подвязался. Это был мой риск. Риск — награда. Награда — писк. Все как всегда.

Хотя найти предателя — это полдела. Главное — суметь использовать его в своих целях. Ведь мне мало просто вернуться в тюрьму с наградой. Я желаю большего. Желаю остаться здесь навсегда. Для этого мне и нужен "длинный хохлабуйский язык". И, конечно же, юный и впечатлительный Эрнан. Куда мне без него.

<p>

***</p>

Подумать только — двое суток в непрерывных поисках. Это было нелегко. Это было так же непросто, как снять подкову с бегущей лошади, как вытащить кошелек у одинокого прохожего, как… словом, непросто.

Но я был настойчив и терпелив. И это окупилось сторицей.

— Это главный конюх, Герберт, — уверенно заявил я под конец второго дня упорных розысков.

— Почему ты так решил? — удивленно спросил Эрнан. Раен же просто кивнул в знак вопроса.

— Во-первых, на людях он ведет себя хорошо. Даже безупречно. А как для меня — слишком безупречно. Насколько я знаю, так ведут себя те, кто действует напоказ. Значит, ему есть что скрывать. Я поговорил с ним: о его службе, о конях, о деньгах. И мое чутье забило тревогу — что-то в этом идеально вежливом и отзывчивом человеке не так. Очень даже не так.

— Но этого мало, — скептически хмыкнул крепкий слуга.

— Идем дальше, — не стал спорить я. — Я не поленился о нем повыспрашивать. Оказывается, у него была какая-то темная история с хозяевами. Какая — я узнать не смог. Но она была. То ли поймали его на краже, то ли еще что-то. В общем, хозяева были им очень недовольны.

Эрнан и Раен молчали, обдумывая сказанное.

— Да и остальное сходится прутик к прутику, — продолжал я гнуть свое. — Главный грум всегда знает, когда может понадобиться карета — именно его оповещают об этом заранее, чтобы он все подготовил к отъезду: карету, скакунов, упряжь. И кому, как не ему, известно, кто поедет, когда и какая будет охрана — ведь кони эскорта графской семьи также под его присмотром.

Парочка снова задумалась.

— Но одно дело — подозревать, а совсем другое — быть уверенным в своих подозрениях, — веско уронил Раен, прервав молчание.

— Поэтому нужно все проверить, — тут же отозвался я. — Графиня с дочерью уезжают завтра утром. Кристалл Отведения для защиты от магии уже установлен. Поэтому, если Герберт захочет его испортить, то сможет он это сделать или сегодня вечером, или ночью. Другого времени у него просто нет.

— И что ты предлагаешь? — осторожно поинтересовался юный граф.

Я стал в геройскую позу и торжественным голосом сказал:

— Я предлагаю сделать засаду! — А потом объяснил им, что имел в виду.

На этот раз пауза была слишком долгой, и я уже начал волноваться и вопросительно посматривал на Эрнана.

Но юный герой не спешил с ответом. Зато за него отозвался телохранитель.

— Эта идея никуда не годится, — сурово заявил он. — И ты сам понимаешь почему. Из нас троих никто не может этого сделать. Не можешь ты — потому что этого не разрешу тебе я.