Третий Лад - Родион Создателев

пыня, а дочка у Сидякина и взаправду красивая, скорее пава собой, гм, кудесница огневолосая. А Наташка Белозерская, сказывали, зело дородная. Пожрёт она твои запасы, старик Калганов — тут ты по-иному запоёшь, татарский куркуль…”

Жених занял место свата Михаила Романовского; старик ушёл из горницы, видимо, по благородной нужде. Опричник склонился губами к уху дружка Коптилина и зашептал:

— Сенька, мне скоро сверку делать — есть у невестушки хвост али нету... в наследство.

Семён слушал женишка с рассеянным вниманием — на его тарелке лежал огромный кус курника.

— Сверку я справлю — дело служивое, не впервой. А вот чего далее делать — робею. Ибо не ведаю… ни пса. Разумеешь меня?

— Я в таковских делах тоже ещё хобя́ка, — зашептал в ответ Сенька, прислонив жирные губы к уху Лихого. — Сам мне сказал, дру-у-же — дело служивое. Робость в голенище прячь, как в Новгородчине делал. Саблю ввысь… и в бой, Яков Данилович!

Жених поглядел на дружка и претяжко вздохнул. По горнице топал хмельной старик Романовский. Яков Данилович поспешил вернуться к раскрасавице жёнушке. Глава Боярского Совета доковылял до стола, но садиться на свой стул он не стал. Знатный боярин взял в десницу кубок и поднял его ввысь. Хозяин дома Сидякин взглянул на именитого тёзку и звонко похлопал в ладоши, сотрясая воздух широченными рукавами литовского кафтана-упелянда. Песельники смолкли, глумцы-скоморохи оставили кривляния, музыканты прервали мелодию, гомон за длинным столом стих...

— Пили мы нынче и во здравие молодых, и во здравие хозяина этого дома Михаила Борисовича Сидякина, и во здравие Государя, — вещал старик Романовский. — А сейчас я желаю осушить этот кубок за нового обитателя Дворца, за героя нашего Отечества, бывшего воина Опричного войска, царёва стольника — Лихого Якова Даниловича!

По горнице прошелестел удивлённый гул.

— Как ты сказал, Михаил Фёдорович? Повтори ради Бога, — молвил хозяин дома Сидякин.

— Государь именным указом ослобонил дворянина Якова Лихого от службы в Опричном войске и утвердил на новую должность: царёвым стольником под началом боярина Захария Александровича Татищина, дворцового кравчего.

Новоспечённый царёв стольник встал, приложил десницу к сердцу и с почтением поклонился Романовскому.

— Здоровым будь, царёв стольник Иаков Данилович, — улыбнулся старик Романовский и залпом осушил кубок до дна.

Сидякин встал и поднял ввысь кубок, наполненный мёдом. Следом за хозяином встали с мест гости, похватав в руки золотистые кубки, и они вразнобой заголосили здравницы женишку, поздравляя того с назначением на новую должность...

В небольшой горнице стоял терпкий свечной запах, створка окна из слюды была чуть приоткрыта и внутрь помещения ручейком затекал прохладный листопадный ветерок. По разным углам горницы стояли три золочёных подсвечника со множеством восковых стволов, утыканных в округлые подставки. На широкой койке, укрытой зелёным покрывалом, сидел жених в белой исподней рубахе, в багряных бархатных штанах, обутый в красные сапоги с серебряными бляшками, шитые золотом и жемчугом. У его ног сидела на полу, устланным богатым персидским ковром малиновой расцветки, жёнушка Марфа Михайловна, одетая в исподнюю шёлковую сорочку, с распущенными до пояса шелковистыми рыжеватыми локонами. В углу горницы возвышался кованый сундучок из кедрового дерева, на котором возлежал золотистый сарафан невесты, сплошь усыпанный жемчугами, дракони́том и смарагдами. На сарафане пристроился жемчужный кокошник-венч.

Яков Данилович с робостью глядел на смарагдовые серьги в ушах возлюбленной... Марфа Лихая, хлопая длинными ресницами, изучала белую сорочку мужа, локтем опершись о койку, а указательным пальцем левой руки накручивая узоры на груди и животе суженного. Жена тихим голосочком мурлыкала некую народную песню...

— Марфа Михайловна, — прошептал муж. — Ты как меня сыскала тогда в лещине? Приметила с тропки чёрный кафтан?

— Приметила, Яков Данилович, кречет мой синеглазый. Я тот раз с умыслом тебя из листвы вытянула, как гостинец себе сотворила.

— Столько знатных людей к вам сватались — страсть. Отчего же ты всем отказывала?

— Тебя ждала, — со всей серьёзностью ответила Марфа.

На Якова накатила истома, под ложечкой некто тревожил нутро.

— Марфа Михайловна... прости меня. Саблей я ловко управляюсь, могу и троих ворогов разом прикончить. А как... в опочивальне с женой сладить: теряюсь покуда, зелен ещё в таковских делах.

Жёнушка провела пальцем левой руки по подбородку Якова.

— Успеется, муж. Не тревожься, милый.

Муженёк перехватил горячую ладонь огневолосой прелестницы и нежно поцеловал её.

— Яков Данилович, послушай супружницу, коли ценишь моё слово, — зелёные глаза Марфы вспыхнули свечением. — Тебе скоро в Детинце служить. Трудись честно, по совести, начальника слушайся. Государю в шахматах не поддавайся. Мне отец сказывал — он этого не любит.

Яков припомнил шахматное сражение с Царём и улыбнулся.

— Стерегись жаб зелёных и прочих гадов.

— Чего? Кого остерегаться?

— Боярское племя. У отца на службе немец Иоганн Ридле развёл змеепитомник, глядела я несколько раз — любопытное зрелище.

— Ты бывала на Аптекарском дворе?

— В Немецкой Слободе, отец возил меня тайком, много раз. Я там фламандским мальчиком ходила наряженная, с большой шапкой.

— Как любопытно.

— Послушай меня. У лекаря Ридле, того самого, что за столом сидел ныне, востроносый; во владениях змеепитомник имеется. Страсть какая забавная клетка, муж. Шириной в две маховые сажени, высотой, гм, с три аршина. Аспиды там проживают. Немчин Ридле с них яды сосёт для снадобий.

— Я тоже желаю глянуть!

— Погоди, муж. Царский Детинец — то есть такой же змеепитомник. Сразумел сказку?

— Занятная история. Кусаются, значит, знатные?

— Шипят, зубы точат. Я сидела на пиру и сердцем чуяла: гады яд по тебе копят. Мол, что за милость такая безвестному дворянину, без роду и племени.

Яков смутился от таких слов супружницы. Новоиспечённый царёв стольник решил доказать жене, что он тоже чего-то стоит в жизни. Бывший опричник встал с койки и прошёл в угол. Он уже перебрался на проживание в хоромы боярина Сидякина и отец Марфы подарил ему для личного скарба справный сундук из дуба, кованый по стенкам железом. Яков Лихой покопался в сундуке и вытянул наружу мешок-калиту, плотно набитый монетами и накрепко перевязанный верёвкой. Муж обернулся к Марфе Михайловне и сотряс калитой воздух.

— Пять тыщ рублей золотыми червонцами тут без трёх сотен — на наряды потратился и прочие заботы. Четыре тыщи от Государя и одна от князя Юрия Милосельского, пресветлая ему память. Три имения можно состряпать, а нам с тобой и одного хватит, верно, жена?

— В каком месте Государь надел выделил?