Третий Лад - Родион Создателев

— Удачу за хвост ухватил — крепко держи. А напасть приключится — на свой шлях вороти ситуацию. И супружницу завсегда слушайся. Тому будет прок: кто не золото получит в приданое, а мудрую голову.

— Да кто ты таков? Зачем мне твои советы?

— Особая ночь ныне — торжество во имя Ивана Купалы. Праздник греховной плоти...

— Ты кто будешь, чернец? — повторил вопрос опричник.

Горбоносый монах помолчал малость времени.

— Ежели человечий сын в водицу заглянет: кого он узрит, ась? Как разумеешь, Яков Данилович?

— Мальки тут снуют. Навроде — пескарики.

— Сам ты малёк, — усмехнулся чернец, — карась воложанский.

Опричник насупился. “И этот про карася, курва востроносая…”

— Не забижайся, Яшка. Гордыня — грех смертный. Самоглумление — доблесть.

Вдалеке сызнова раздался затяжной выкрик со стороны гуляющих. Яков Лихой обернулся на вскрик, а когда поворотился обратно — рядом с ним никто не сидел. Странный монах с чёрным клобуком-куколем на голове растворился в тёплом липневом воздухе... Над поверхностью воды пролетела чайка. Птица оголосилась тревожными криками. Яков обернулся назад, к берегу спешила троица: двое монахов и опричник Семён Коптилин.

— Вот один из охальников! — зашипел высокий чернец.

Долговязый монах подскочил к Якову и цепко схватил его за ворот исподней рубахи. Сенька Коптилин остановился и радостно заговорил:

— Яшка, дру-у-же! Ты куда пропал? Ох и страху я натерпелся один в лесу пока до нашего костра не добрёл.

Потом Коптилин обратился к долговязому иноку:

— Отпусти его, брат. Это Яшка Лихой, мой сослуживый.

Монах приметил скарб, горочкой лежащий на земле, и выпустил из цепкой хватки рубаху опричника Лихого.

— Ты чего тут кукуешь, Яков Данилыч, сердешный? Скупаться что ль вознамерился? Сыска-а-л время! — замычал Сенька. — Ходи с нами, надо резво кликать подмогу — нашли окаянных.

Коптилин и чернецы зашагали в густой лес. Яков Лихой поднялся с земли. “Спешить ловить ветрогонов за компанию с вами? Да не в жизнь! Не та компания...”

Опушка зелёного леса покрылась светло-серой пеленой рассвета. На траве прозрачными каплями искрилась роса. В кострище тлели угли.

На опушке находились ревнители благочестия: опричники, государевы стражники, пятеро монахов-чернецов. Чуть поодаль стояли на коленях с дюжину пленников в исподней одежде (парни и трое девок), их руки были накрепко перевязаны верёвками за спинами татарскими узлами. Светло-серая пелена озаряла перепуганные лица. Перед крестьянами расхаживал пожилой плюгавенький монах и гневно тряс кулачёнками.

— Вы православные дети... али язычники богомерзкие, ась? Всех в монастыре запрём с месяц на воду и берестяные лепёшки, проклятые! Кажный день по тыще поклонов бить будете!

Одна из пленных крестьянок оказалась та самая рыжая плутовка — подружка Якова. К охальникам подошёл старшина Иван Селиванов.

— Ребята, — гаркнул начальник. — Хватайте язычников и тащите к дороге — свезём в монастырь их. Попервой каждого наградим плетью там, а потом — что игумен прикажет.

Опричники зашагали к пленникам — исполнять приказ. К рыжей девке подошёл служивый Лихой. Огневолосая узнала знакомца и ахнула в неожиданности. Яков Данилович резким рывком поднял охальницу с колен, развернул её к себе хребтом и повёл рыжуху в лесную чащобу, придерживая подружку за крепкий татарский узел бечёвы...

На опустевшем берегу речки от потушенного кострища гуляющих струился к небу дымок. Чёрные крупные угли не прогорели полностью, крохотные рудожёлтые язычки пламени ещё лизали обгорелый сушняк.

Дальше от кострища, на излучине реки, по гладкой поверхности мутной воды плыли венки с потушенными свечами... Рассвет одолел греховную тёмную ночь. Праздник Ивана Купалы подошёл к концу.

За излучиной речки виднелся в зарослях полуразрушенный сруб с обветшавшей и сгнившей крышей. Со стороны сруба спешила к воде парочка в исподнем белье: парень и девка, взявшись за руки.

— Погоди, не спеши так, родимый! Вдруг они тута ищо! — верещала в испуге девушка.

— Нет никого, поспешаем.

Дролечки добежали до речки. От водной глади струился в вышину белесый туман. Парень зашёл в воду.

— Как тёпленько, Грушенька. Как в норе твоей...

Милаха также погрузила ступни в воду и тихонечко пошла вперёд, сотворяя небольшие валы.

— Иди уже, змей...

Парочка соединилась ладонями, и они стали погружаться телами в мутную воду. Когда воды стало по пояс — возлюбленные остановились.

— На тот бережок — разом, — шепнул забавник. — Волюшка милая, здравствуй... родимая.

— С тобою — хучь на окраину света…

Парочка дружно нырнула в тёплую речную колыбель и поплыла на другую землю, рассекая руками водную гладь...

Серый рассвет растворился в тёплом прозрачном воздухе — в лесу стало светло. Смарагдовые трава и листва лихо искрились волшебным диамантовым свечением от капелю́шек росы. Размокшие полы кафтана опричника рассекали упругие ветви. Сквозь лесную чащобу шла другая парочка: Яков Лихой и рыжая девка. Государев воитель придерживал шалопутницу за узел бечёвы, накрепко стянувший руки пленницы за спиной. Сорочица девушки также щедро пропиталась росой. Охальница шла и тихо всхлипывала. Яков Данилович приметил, что увлажнённое одеяние Ульянушки стала шибко облегать её сочное тело. Овалы ягодиц колыхались от шага и будоражили нутро парня...

— Разум имела — нашенский, а он еси — вороне́ц ло́ший, насу́па, — промямлила пленница, а потом с шумом втянула ноздрями ароматный утренний воздух.

Яков Лихой остановил девку у высокого куста лещины, развернул её, и схватил за плечи.

— Чего приуныла, гузыня?

Огневолосая крестьянка снова с шумом втянула ноздрями воздух, шибко нахмурилась, поджала губки и отвернулась в сторону. Яков Лихой отпустил плечи Ульянки и вытянул из ножен кинжал.

— Ты чегось, синеглазенький, ой ли?

Зелёные глаза рыжей девки округлились со страха и трепета. Яков Данилович обогнул стан девы и споро разрезал лезвием татарский узел бечёвы. Ошмётки верёвки осыпались на влажную траву. Яков вернул оружие в ножны. Опричник отошёл на прежнее место — лицом к девице. Огневолосая подула на онемевшие ладони, проворно потирая их друг об дружку.

— Ступай, ёра. На дорогу не выходи, ближе к лесу иди.

Девка попятилась назад, словно не веря такому славному для себя исходу гуляний, но не сделав и три шага, юная трупёрда споткнулась о ветвистую корягу и шмякнулась ягодицами на мокрую траву. Девушка захихикала и с лукавым кокетством взглянула на своего спасителя. Яков Данилович широко улыбнулся в ответ. Зеленоглазая ёра вскочила, что резвая лань подбежала к парню и обхватила ладонями его щёки — они мигом вспыхнули алым пламенем.

— Особая ночь была ныне, — проворковала озорница.

Ульянушка