Третий Лад - Родион Создателев

— Далековато отсюда, Данилович.

— Ничего, прокатимся с ветерочком.

— Соседи кто? — продолжала допрос супружница.

— С юга сербуховский помещик, Масалов что ли. А из знати никого рядом не имеется, через Ямскую слободу — земли Ташковых, ещё далее — владения свата Романовского...

— Славно, муж.

— Просторные хоромы отгрохаем, с горницами, со светёлками, на второй связи терем поставим, как полагается.

— Внизу подклёт не забудь, для челяди и погребцов.

— И подклёт, разумеется, душенька. Из белого камня выложу, как у твоего отца. Не сомневайся, Марфуша.

Яков снова потряс калитой в руке.

— Широко развернёмся, орлица моя, с такими-то богатствами.

И мелькнула в голове у Марфы Михайловны шальная мыслишка: “А муженёк мой может и худой родом, а далеко не дурак…”

— Ко мне ходи, Яков Данилович. Стяну с тебя сапоги, кречет...

Хвоста у супружницы не оказалось. Удалой воин справился и с этой заботой — дело младое, игривое...

И потекла неизведанной рекой новая жизнь Якова Лихого. За год и три месяца, дворянин воздвиг в своём поместье высокие просторные хоромы: с теремом, светёлками и горницами, с глубоким многоходовым подклётом из белого камня. Государь даровал стольнику на прибыток полсотни крестьянских душ. Половина холопов ушла жить в хозяйские владения, а остальным смердам Яков Данилович заложил поблизости от поместья деревеньку Лиханку.

Начальник Захар Татищин, благообразный старик, ласково принял в свою дружину нового стольника. Яков Данилович без труда усвоил нехитрые премудрости новой службы: разлить винца в кубок, нарезать длинным ножом мясо, поднести блюдо на стол, разложить рушники. Государю прислуживал самолично Татищин — царёв кравчий, первый управитель наивысочайшего стола. А Яков Лихой и прочие стольники носили еду и питьё остальным участникам широкой и весьма сытной государевой трапезы: вельможам из Боярского Совета, царской супруге Глафире и её девкам, посольским гостям самодержца.

Два раза в седмицу Яков Данилович ночевал у себя в хоромах. Два дня и две ночи имелись у них с Марфой для супружеского счастья. Жена стала подлинной те́ремной Царицей и в отсутствие мужа зорко и мудро руководила хозяйством растущего поместья. Однажды дворовая баба Аграфена зело переполошилась — её сын Ванька, совсем малец, зашёлся криком — живот… Марфа Лихая велела девкам притащить в подклёт воды, а потом Аграфена принесла ей в камору хворого мальца. Молодая барыня заперлась с хныкающим чадом наедине. Ванюшка смолк… Когда исцеление свершилось, хозяюшка Марфа Лихая передала заплаканной матери её ребёнка, погрузившегося в сладкий и здоровый сон...

Через год и три месяца, как окончательно устроились, боярыня Марфа Михайловна затяжелела животом. Те́ремная орлица готовилась принести мужу первого птенца...

Два раза в месяц стольник Лихой ходил в Царскую Палату играть с Государем в шахматы. Со временем обычай стал вызывать в Детинце всевозможные кривотолки. Знать заработала языками: “…что за честь худородному выскочке?”

С товарищами стольниками, такими же дворянами, как и он сам, у Лихого сложились добрые отношения. За единым исключением. Спустя год, как Яков Данилович перебрался на службу в Детинец, при Царском Дворе объявились новые стольники, два братца, сыновья можайского помещика Догунова, хабальные проныры: старший Илюха (лопоухий и долговязый) и младший Бориска (нагловатая рожа). Догуновы весьма резво освоились в царёвом Детинце, щупали за бока дворцовых девок в тёмных углах, шустро свели нужные знакомства при Дворе.

Старший Илюха повадился изводить мерзкими поступками Якова Лихого. За глаза он завсегда называл его — “воложанский карасик”. В присутствии Якова отпускал по нему сальные шуточки-хохмы, а когда подходило время нести на царский стол блюда, он, вдруг, завёл обычай раздавать товарищу указания, навроде: “Стольник Лихой, живее тащи боярам блюдо с севрюжиной и стерлядью! Рыбные заботы — твоя зело почётная обязанность, наш дворянин воложанский!” Младший братец Бориска кидал вдогонку: “Жареных в сметане карасей к царскому столу не подаём, извините!” — и мерзко хихикал.

Стольник Аргамаков поделился с товарищами слушком: старшего Илюху не раз уж видали крутящимся у Ивановой колокольни, что стояла в дальнем конце царёва Детинца, то есть именно там... где находился Посольский приказ. Лихой недоумевал: “Неужели Матвей Калганов, сам голова Посольского приказа, велит хабалам изводить меня? Всё Марфу что ли забыть не может?” Злопамятливый Калганов часто трапезничал за царским столом. Стольник припомнил, как несколько раз он ловил его мимолётный, но всегда колючий и недобрый взор.

Однажды к вечеру, когда стольники сами отправились перекусить после напряжённого рабочего денька, Яков обнаружил в своей тарелке дохлого карася. Чуть в стороне у пустых корзин тёрлись два братца-шалопута — Илья и Бориска. На глумливой физиономии старшего Илюхи кривой ухмылкой обозначилась красноречивая роспись в содеянном безобразии. Бориска стоял спиной к Якову, он цепко схватил брата за рукав белоснежной рубахи и звонко расхохотался, не сдержав внутри гнилого нутра гадких чувств. Яков Данилович вытянул карася из тарелки за хвост и швырнул вонючую рыбину в спину Бориске.

— Ну ты, воложанский, — обиделся младший Догунов.

Мерзкая выходка братьев переполнила чашу терпения стольника Лихого. Природный дворянин просто не имел права сносить подобного оскорбления. Остальные стольники не приветствовали проказ хабалов Догуновых, но в их глазах уже давно поселилось чувство некоторого пренебрежения к Якову. Кто безропотно сносит столь подлое обращение со своей личностью — тот сам есть подлец и межеу́мок.

Братьям следовало ответить самым решительным действием…

Глава 10. Властитель и шут

Дворянин Аргамаков упреждал Илюху Догунова: “...не хохми так с Лихим, у него фамилие говорящее. Он с виду телок смирный, а на деле — вулкан кипучий. С Государем шахматную баталию держит, такой чести никто из стольников не имеет…” Аргамаков принялся рассказывать Илюхе сказание о том, как бывший опричник сотворил некогда доблесть в новгородской земле, самолично порешив в лютой рубке аж пятерых мятежников. Старший Догунов только рукой махнул в пренебрежении...

На другой день стольник Лихой обманом заманил Илюху Догунова на просторный двор царского Детинца. Долговязый и лопоухий проныра обогнул длинный ряд белья, развешанного на верёвках для сушки, и прошёл пару шагов к стене Дворца. Внезапно навстречу выскочил Яков Данилович, держа в руках два длинных кухонных ножа для разделки птичьего мяса.

— Тьфу, напасть, — вздрогнул Илья. — Ты меня что ль сюда кликал, воложанский?

Яков Лихой всучил в ладонь хабала один из ножей. Далее бывший воитель опричного войска отступил шаг назад, присел в боевой стойке и ловко крутанул зигзагом оружие в правой ладони.

— Сражайся, — процедил сквозь зубы Лихой.

— Ты