Крепостная Эльза - Светлана Машкина

— Что молчишь? Неужто кто из господ? — ахнула Акулька. — Тогда гиблое твоё дело, подруга, с ними-то всегда плохо кончается. Послушай, чего расскажу.

Была у Акульки старшая сестра — Мелашка. Девочкой-подростком её забрала в свой дом барыня — живой игрушкой для дочери. Девочки росли рядом, вместе гуляли и слушали страшные нянькины истории. Когда юную барыню учили манерам и пению, Мелашка ждала подружку на стульчике.

Многое из того, что было недоступно для дворни, позволяли Мелаше. Спать на узком топчане в комнате госпожи, стоять на стуле в её платьях, пока портниха прикалывала детали, гулять по саду и даже есть фрукты, не спрашивая разрешения.

Домой, к родителям, Мелашу отпускали по большим праздникам. Дома девочка маялась — после барских хором и относительно лёгкой работы сгибаться над бесконечной грядкой и варить пойло скотине для неё было тяжело.

— Как в возраст вошла, хотели её назад, в деревню, отправить, только Мелашка, на свою беду, уговорила барыню дворовой девкой её оставить, мол, не могу с хозяйкой своей расстаться.

Акулька вздохнула, налила себе воды из кувшина, сделала насколько больших глотков.

— Потом приехали к барам гости, чуть ли не неделю жили. Ну, один и закружил Мелашке голову. Много нам, дурам, надо? Платок подари, бусы, пряник медовый — мы и поверили в любовь.

Через неделю молодой барин, друг семьи, уехал, и о Мелаше больше не вспоминал. Как только живот стал заметен, девушка во всём призналась своей молодой хозяйке.

— Погнали со двора, как гулящую, — вздохнула Акулька. — Дома-то мать наша её жалела, да только всё равно пришлось сестрицу из пруда вытаскивать — едва-едва успели. Потом жрец её месяц при храме держал, чтобы молилась и образумилась.

— Что с ней сейчас?

— Пристроил батюшка её замуж, хвала Сильнейшему. В приданое две овцы отдал и перину, представляешь? Это вдовому-то мужику с малыми детьми! Такому самому впору приданое давать! Если бы не Мелашкин грех, так бы и куковал один с ребятишками — на пятерых детей ни одна баба не пойдёт.

— Как она живёт?

— Нормально живёт, привыкла. Муж не злой, бьёт только за дело, если по хозяйству не управилась или с поля поздно пришла. Изменилась сильно — молчит всё время, и тощая, как доска, — равнодушно ответила Акулька.

Мне захотелось плакать. От жалости к несчастной Мелаше, от безысходности и ничтожности нашей жизни, от того, что никогда и ничего я не смогу изменить, что так и будут горбатиться в полях Мелаши, угрожающе постукивать ручкой плётки по голенищу сапога их мужья, и радоваться беззаботной жизни, не замечая тех, кого толкнули в ад, благородные господа.

Я обняла за плечи Акульку и заплакала. Недолго подруга смогла выглядеть спокойной и равнодушной. Она пристроила голову у меня на плече и тоже зарыдала, прижимая ко рту платок — даже плакать мы не могли без разрешения. Нельзя, иначе опухнет нос и покраснеют глаза.

Глава 29

На следующем свидании мы с Генрихом гуляли в тенистой роще и много разговаривали. Точнее, я старалась, чтобы много говорил он, а я задавала вопросы. Меня интересовало всё: как устроена правовая система, какие налоги и за что собирает король, как люди учатся, лечатся, чем зарабатывают на жизнь.

Когда я спросила о других королевствах, брови Генриха поползли вверх.

— Зачем вам, Эльза? Первый раз вижу девушку, которая задаёт такие странные вопросы. Давайте лучше возьмём повозку и поедем в хороший тракир, пообедаем, выпьем сладкого сиропа с масляными булочками.

Я была не против сиропа и вкусной еды, но сейчас хочу знать — есть ли у меня шанс покинуть это гиблое место и как-то избавиться от печати?

— Мы граничим с Интанией, Даланаей, Куэско. Кстати, там давно нет крепостного права, мы, можно сказать, отстаём в развитии по сравнению с ними.

— Чем? Разве рабский труд — не самый дешёвый?

— Самый. Но далеко не самый эффективный. Зачем стараться сделать больше и лучше, если ты в любом случае получишь ровно столько, чтобы не умереть с голода?

— Но, я слышала, есть и зажиточные крестьяне.

— Есть, те, кто обладает уникальным даром от Сильнейшего. Но таких мало — единицы.

— И все они живут под угрозой быть проданными, — заметила я.

Мне нравился Генрих, но довериться ему окончательно я не могла. Всё-таки он продукт своей среды, хоть и отрицательно относится к рабству. Поэтому с главным вопросом зашла издалека.

— Генрих, но ведь изначально каждый человек рождается свободным. Рабом его делает печать. Как её снимают?

— Просто — прикладывают к ладони ещё раз. Только, знаете, Эльза — печать, она ведь не только на теле, она — в душе. Крепостные, как дети, они не могут жить самостоятельно.

— Ваши же живут.

— Думаете, всё сразу сложилось, как надо? Нет, лет пять, не меньше, народ трясло и кидало в разные стороны. Были даже те, кто решил в банды собраться и заняться грабежом. Да что у нас за тема, Эльза! Поверить не могу, что я разговариваю с барышней о таких скучных вещах.

Угу, тогда, может, о весёлом? О тряпках, платьях, украшениях, танцах и хорошей погоде?

В моей душе нет рабской печати, значит, я всё равно выберусь из кабалы. Только в какую сторону бежать?

— Расскажите мне про Интанию. Говорят, именно там зародился театр, — голосом мечтательной дурочки спросила я.

— Не думаю, — улыбнулся Генрих. — Но я там бывал, и не раз. Скорее всего театр зародился в Даланае или Куэско, а аристократы Интании делают вид, что не отстают от модных веяний. Что же, я буду рад вас развлечь.

Вот, теперь хорошо — теперь он видит перед собой обычную среднестатистическую городскую девицу. Красивую и любопытную.

Интания для побега мне категорически не подходила. Строгая, даже жестокая религия, требовала ежедневной общей молитвы и постоянных покаяний и постов. Страной правила королевская чета, очень религиозная и консервативная. За выход на улицу без шляпки женщину могли оштрафовать, за непослушание мужу назначить физическое наказание. За измену забивали камнями. Ведьмой могли объявить любую, на допросе с пристрастием у бедняжки не было шансов отказаться от обвинения. Казнили быстро и жестоко.

Нет уж, даже крепостной актрисой я чувствую себя более защищённой. В моём случае хоть собственность пожалеют.

Даланая и Куэско мне подходили больше — вполне, по местным меркам, прогрессивные страны. Особенно мне понравилось, что там женщина может не только иметь свой бизнес, но и сохранить имущество, принадлежащее ей до брака. И у нас, и в Интании женщине, если она не вдова, не принадлежало ничего —