Ельник - Ульяна Ма

желание остановить старика, но разумная, не инстинктивная часть его существа утверждала, что другого выхода нет. Тело Мары – хрупкое, белое, истощенное болезнью – неподвижно. Только легкое сопение было признаком того, что в девочке еще теплится жизнь.

Игла вошла в синюю вену мягко, кончик едва скрылся под тонкой полупрозрачной кожей. Алхимик впустил в ее кровь те капли сукровицы Дауда. Наверное, если бы девочка была в сознании, ей стало бы больно, но умиротворенное лицо Мары никак не изменилось.

– Вот и все.

На сгибе осталась пара капель крови. Старик потянулся рукой к ближайшей полке и сорвал из горшка маленький лист какой-то травы, которую приложил к месту укола.

– Прижми.

Дауд прижал лист пальцами к руке, но сделал это с осторожностью, чтобы не передавить и без того хрупкую кость. От Мары исходил жар, палец Дауда мгновенно нагрелся. Мара чуть приоткрыла рот, и он услышал, как она втягивает в себя воздух, как хрипло отзывается ее горло и, кажется, как поднимаются ее тонкие ребра под натиском дыхания.

– Теперь только ждать. За два дня организм должен окрепнуть.

Слово «окрепнуть» сейчас никак не подходило Маре. Казалось, что копна рассыпанных на подушке черных волос весит больше, чем все ее тело. Щеки и губы не налиты привычным румянцем, за закрытыми глазами нет игривого блеска.

– Кстати, а от чего она заболела-то? – поинтересовался алхимик, начав обрабатывать иглу огнем.

– Стояла в луже.

Старик не ошибся. Уже на второй день, ближе к полудню, Мара стала приоткрывать глаза. К вечеру она начала что-то невнятно лепетать сквозь кашель. Наведалась Галая, которая была так счастлива видеть выздоровление девочки, что даже прослезилась. Ночь Мара не спала, а периодически что-то спрашивала у Дауда полушепотом, чтобы не будить старика в кресле. Да и в целом присутствие алхимика ее немного смущало и пугало. А на третий день жар почти спал, остался только кашель и ужасный насморк. Княгиня осталась довольна и разрешила старику-алхимику просить все, что он захочет для своей башни. Что именно он попросил, Мара не услышала, потому что Дауд уже вынес ее на винтовую лестницу вниз.

– Бледный! – хриплый голос алхимика эхом догнал их на полпути вниз. – Они всегда рядом!

8. Кузнец

Несмотря на наступившие холода, каждое утро Марка обдавало пылким жаром кузницы. Руду для выплавки он приносил еще вечером, а с утра начинал плавить железо. Ганор раздувал кузнечные меха так сильно, что лицо и голые плечи краснели от жары. Но в осенние заморозки Марк только радовался горячей кузнице, лишь изредка покидая ее пределы, чтобы вдохнуть ледяного воздуха.

Работа шла в гору. Мальчишка все еще с трудом держал молот, зато лихо управлялся с более легким молотком. И когда Дан бил молотом по наковальне, Марк ловко подбивал его изделие. Красный металл становился ровным и гладким.

Тихой не уставал периодически проверять Марка, то и дело подсовывая ему в руки молот. Марку удавалось держать его навесу, но вот поднять выше или запрокинуть за голову не выходило. Дан и Ганор по-доброму усмехались и снисходительно говорили, что еще не время.

Заработок стал неплохим для подмастерья. Марк научился выдувать бутылки и помогал делать изящные ложечки с причудливым узором. Когда он смотрел на стеклянные пиалы и миски, то вспоминал ту самую тарелку фруктов на серебряном подносе. На душе становилось теплее. Мара, после того как оправилась от болезни, иногда выносила ему пригоршни фруктов в сахаре, за что мальчишка был очень благодарен. Ему хотелось бы принести угощенье матери, но он не знал, как она отреагирует на сладости из дворца.

Он честно отдавал свой долг, но на этот раз из рук в руки Николь. Давал больше, чем раньше, как и потребовал Яков. Казалось, из-за этого ребята стали относиться к нему с бо́льшим уважением. А может не из-за этого вовсе, а потому, что рукопожатие Марка стало грубым и тяжелым, лицо – сухим и шелушащимся.

С холодами приходили болезни. Зморз не милостив, и многие люди в деревне кашляли и бились в горячке эту зиму. Даже Ганор, крепкий старик, подхватил какую-то заразу, но работу от этого не пропускал. Только Тихой из года в год здоровее всех; как говорил сам себе Марк: к лыхони не липнет болячка.

– Сегодня у соседки умерла дочка, – очередным рабочим утром сообщил Дан. – Поработаю немного, потом пойду помогать с похоронами.

– Это не та ли, у которой муж на свинарне работает? – уточнил Ганор, прекратив раздувать меха. – Горюет, небось.

– Горюет-то горюет, – пожал плечами Дан. – Но и лето было неурожайное, да и дворец много собрал с нас. С одной стороны, горе, а с другой – лишний рот отпал.

Правда такова. Марк на своей шкуре ощутил, как тяжело стало жить. Хоть он и зарабатывал, все деньги уходили на хлеб и долг; к концу зимы придется покупать крупу, потому что запасы не вечные. Если бы Тихой не тратил так много заработка на выпивку, то жилось бы легче. Но спасибо и на том, что покупает молока со сметаной.

Выйдя вечером из кузницы, Марк полной грудью вдохнул холодный воздух. Грязь под ногами уже подмерзла и приятным звуком постукивала и трескалась под напором сапог.

– Эй! Эй, это ты, Марк?

Голос едва знакомый. Марк обернулся и вгляделся в темноту, которая едва освещалась тусклым светом лампад из окон. К нему шел невысокого роста мужчина, широкоплечий, прихрамывающий на левую ногу.

– Да, – пожал плечами Марк. Когда мужчина приблизился, он узнал в нем лицо мужа Николь. Он нечасто появлялся на людях из-за своей хромоты (одна нога короче другой) и в основном занимался дублением кожи у себя дома. Слыл хорошим мастером, хоть и нелюдимым.

– Это ты с Николь стал путаться?

Марк невольно хохотнул, но по обеспокоенному лицу мужчины понял, что он и впрямь так считает.

– У меня с Николь ничего нет. Я через нее Якову передачи даю. Это мое дело, – спокойно ответил Марк и уже собрался уходить, как на его плечо легла рука мужчины.

– Мне жена ни про какие передачи не говорила. Отвечай по-честному, или разговор будет другим.

Марк обернулся. То ли мужчина был слишком низким, то ли мальчишка уже стал юношей и слишком вытянулся. Муж Николь выглядел жалким, напуганным, озлобленным щенком. Марк повел плечом, стряхнув с него руку мужчины.

– Нет у меня ничего с Николь. Она по многим рукам прошлась, но не по моим.

Марк неожиданно для себя едко ухмыльнулся. Лицо мужчины исказилось в гневной гримасе, он замахнулся кулаком, но Марк