Часовой: Курсант - Дейлор Смит

мной был вооружён опасным на вид тесаком и одет в кожаную длиннополую куртку. Он был очень высоким, с каким-то желтоватым лицом, усеянным бородавками, и блеклыми рыбьими глазами. Длинные грязные волосы падали ему на плечи, щеки были покрыты густой щетиной. Вместо правой ноги у него был деревянный, подбитый железом протез. Но стоял он очень уверенно и даже спустился по растрескавшимся ступенькам своей хижины на землю. Староста деревни? Я успокаивающе поднял обе руки и спокойно сказал:

— Я не причиню вам вреда… Я просто выпил воды! И сразу же уйду. Только позвольте мне взять немного воды с собой.

Отчего-то мои слова вызвали смешки и кривые ухмылки на бандитских рожах приболотных жителей. Интересно, а где их женщины, дети? Подсматривают через окошки?

Вожак, чуть прихрамывая, сделал несколько шагов и остановился напротив меня. Да, он был весьма долговяз. Почти одного роста со мной. А я сам был под два метра, плюс доспехи… Так что на фоне остальных этот тип выглядел настоящим великаном. Вот только тесак у него откровенно плох. И от меня не ускользнуло, каким жадным взглядом он окинул серебристый, исписанный магическими рунами клинок Фляйшера.

— Откуда ты взялся в наших краях, Часовой? — с подозрением спросил староста. Ага, значит, он прекрасно осведомлен, кто я такой. — Ты весь в грязи и тине, пахнешь Великим болотом. Грязен как болотный удильщик и выглядишь уставшим. Откуда ты?

И снова полное отсутствие какого-либо страха и почтения. Хлеб-соль, говорите? Вожак скалил в недоброй улыбке острые, через один гнилые зубы. Я прочистил горло, постаравшись придать голосу уверенности, которой у меня вовсе и не было:

— За болотом, на восточной границе было сражение. Так получилось, что я упал с нашего воздушного корабля. Чудом выжил и теперь иду за своими. Поверьте, я случайно наткнулся на вашу деревню. Я пойду дальше, в ближайший город. Вам не к чему бояться меня.

Внимательно меня слушающий вожак переглянулся с земляками и странным тоном произнёс:

— Отстал от своих, гришь… Опять тревожили Ведьмины земли? Словно мало вам тех напастей, что обрушились на людские головы из-за таких как вы? Наша община стоит в стороне от дрязг между имперцами и пришлыми тварями. Нам не нужны ваши проблемы!

— Проблем и не будет, — хрипло произнёс я, исподлобья посматривая по сторонам. Что-то совсем перестали мне нравиться взгляды этих заросших дикарей.

Староста покосился на свою лишенную от колена живой плоти правую ногу и процедил:

— Ты, верно, приметил, что у меня только половина культяпки осталось… Вторую половину я оставил в болоте. В брюхе удильщика. Но я не в обиде. Нет. Просто мне в тот раз не повезло. Как тебе вот. Мы живём по своим законам, Часовой. И ни во что не вмешиваемся. И не боимся таких, как ты. Мы стараемся жить в мире с окружающими нас болотом и лесом. А ты можешь сказать такое же о себе и своем Ордене?

Стараясь не дать сорваться резким словам, я нарочито безразлично сказал:

— Орден защищает людей. Но я здесь не для того, чтобы навязывать вам свои слова. Я ухожу. Просто дайте мне в дорогу воды. Думаю, что смогу с вами расплатиться.

— Сможешь. Сможешь, даже не сомневайся, — соглашаясь со мной, кивнул одноногий, вызвав новые язвительные усмешки жителей деревни. Мерзкий тип.

Почти считав мои невесёлые мысли, один из подпирающих дверь покосившейся хижины бородачей внезапно прокаркал:

— Мне не нравится его рожа, Костыль. Это не простой Часовой. Ты только присмотрись к нему!

Я внутренне весь подобрался. Что, опять дискриминация? И среди этого сброда меня начнут шпынять? Староста поскрёб щетинистую щеку черными от грязи ногтями и, не отрывая от меня взгляд, вяло огрызнулся:

— Заткнись, Збышко. Я, в отличие от тебя и прочих, бывал в больших городах и видел таких, как вот этот… Неужели ты думаешь, что я как следует не рассмотрел его породистую морду? Да клянусь потрохами Болотного Царя, что перед нами вылитый дворянин! Настоящий аристократ самых что ни на есть голубых кровей!

Он отвесил мне шутовской поклон. Его хриплый голос так и сочился издёвкой. Я невольно покраснел. А остальные встревоженно зашептались. Почему-то слова старосты о том, что я отношусь к аристократам, явно не пришлись им по вкусу.

Тот же Збышко, поудобнее перехватив острогу, сплюнул себе под ноги и сказал:

— С ним могут быть проблемы, Костыль. Ежели он из Родовитых…

— Проблем не будет! — злобно рявкнул вожак, срываясь. Тут же миролюбиво продолжил, обращаясь ко мне: — Ведь не будет же, дворянчик? Наша водичка и не таких, как ты, успокаивает… Чуешь?

О чем это он? Я с нарастающим беспокойством прислушался к внутренним ощущениям. И, следуя как наконец-то достигнувшей моего подсознания команде, в голове у меня резко зашумело, а внутренности скрутил приступ острой режущей боли. Охнув, я не удержался и опустился со скрипом доспехов на одно колено. Твою же мать! Вода! Неужели они пьют отравленную воду из колодца, или же…

— Это ведёрочко для таких как ты припасено, — ласково сказал Костыль. — Надо было вылить и набрать свежей, глупый Часовой. Мы заметили тебя, ползущего по болоту, еще час назад… А ведёрочко то с водичкой, на нужных травах настоянной, всегда под рукой, ха-ха!

Я уперся обеими руками в землю, переживая очередной приступ страшной боли, меня бросило в жар. А этому ублюдку было смешно! Но и я хорош, попал как кур в ощип. Ну, ничего, дайте только чуток оклематься… Уверен, мой организм Часового сможет пережечь эту отраву. И тут я понял, что не могу двигаться. Меня парализовало! Я все слышал, понимал, но ниже шеи ничего не чувствовал. Час от часу не легче! Вот теперь точно приходи и загребай меня без граблей. Все, отвоевался, балбес!

Я услышал приближающиеся скачущие шаги Костыля. Моей выглядывающей из железного воротника обнажённой шеи коснулось что-то холодное. Ржавый, дрянной тесак вожака. Но для того, чтобы срубить мою бестолковку, вполне нормальный. Я зарычал сквозь стиснутые зубы:

— Я Часовой! Если я не вернусь в Столицу…

Теперь уже в голос хохотали все! Я слышал, как из хижин выбираются все новые зрители. Видя мое нелепое положение, все пришли в замечательное настроение. Только один я почему-то не радовался.

— Как думаешь, что произойдёт, если я отпилю твою тупую башку своим клинком? — услышал я откуда-то сверху злорадствующий голос Костыля. — А ничего! Ты сам признался, что отстал от своих. Тебя уже записали в покойники, сынок. А теперь подумай, не лучше ли тебе было сдохнуть там?

— Зачем? — вырвалось у меня. Я