Нечисть. Ведун - Tony Sart

Я быстро развернулся, отворив дверь в дом, и крикнул старосте:

– А не знаешь ли ты, мил человек, вон ту старушку?

Но когда я повернулся назад, чтобы указать вышедшему голове на нарядную бабку, перекресток был пуст.

Староста чесал нос и недоуменно глядел на меня…

* * *

Вынырнув из воспоминаний, я приоткрыл еле скрипнувшую калитку одного из подворий и, стараясь не угодить ногой в корыто, двинулся по двору. Мир, видимый сквозь щель доски, ничем не отличался от обычного. Та же ночь, та же игривая луна, порой выскакивающая из вяло плывущих облаков, те же черные силуэты домов, пристроек, скотников.

Даже как-то спокойнее стало, обыденнее, что ли. Сердце, конечно, продолжало колотиться от возбуждения, но умом я успокоился и был хладен. Пусть это и была моя первая встреча с босоркой, я помнил наставления Баяна. Память цепко хранила заветы Ведающих, а перевязь оберегов, надежно припрятанная на груди, вселяла уверенность. Такую защиту никакая волшба не одолеет.

Шаг. Еще шаг. Из-за угла избы виднеется силуэт колодезного «журавля».

Качается едва-едва.

Я готовился к этой ночи тщательно.

* * *

То, что в деревне орудовала босорка, я понял почти сразу. Хотя я еще был зелен в практическом борении, чутье ведуна меня не подводило. Побродив по подворьям, я почти сразу стал ощущать то там, то здесь легкие следы нечистой волшбы. И не той волшбы, которой могли промышлять домовые небыльники или же дикая лесная нечисть, а гиблой.

Колдуны же другими методами орудуют, у них все больше на волшбу Пагубы завязано, да к тому же предпочитают они творить наговоры. А значит, по всему, видать, все невзгоды в деревне – дело рук босорки-двоедушницы.

Ведьмы, которая добровольно впустила в себя вторую душу. Да не просто душу человека умершего… Нет, впустила-приманила она намеренно дух нечисти.

Всякое случается в мире нашем. Порой, бывает, и нечисть гибнет. Да только нет у нее смерти, как у людей. Не приходит за ними Яга, не провожает в Лес.

По-разному бывает. Например, жил леший в своей чаще, да повыгорела та; стал он приблудой, силу черпать неоткуда, а в другой лес не податься. Там свой леший сидит, не пускает. Вот и мается он, пока не теряет себя, не становится неразумным духом, утратившим саму свою суть. И мечется он, стараясь найти себе хоть какое пристанище. И кидается, будто в омут, в первое, что попадется. Кто в камень кинется и веками в нем сидит, кто в корягу.

А порой и в человека… Коль подвернется несчастный на пути.

Не разбирает дух нечистый, куда врываться. Не страшится он души человечьей в теле людском, чужда она его миру.

И живут теперь в одном доме двое: хозяин и гость-приживала.

Те бедняги, кого дух нечистый настиг, становятся двоедушниками. И нет печальней участи, чем у них. Борются внутри одного тела две сущности, то первая верх одерживает, то вторая. Мечется человек от себя самого до неразумного небыльника. Недолго способно тело-дом выносить постоянные свары обитателей.

Быстро «сгорает» двоедушник, но страшна недолгая его жизнь.

Но есть и те, кто ищет встречи с погибающими безумными духами нечистыми, кто ведет на них охоту. Мечтает любая ведьма заполучить себе такую душу, приютить у себя. Обрядом страшным связывает воедино она свою человеческую сущность с сущностью нечисти – неразрывны они отныне, как сестрицы. И становится ведьма босоркой-двоедушницей. Силу она получает – теперь дух нечистый способен по ее велению творить любые бесчинства.

С такими думами и сел я копаться в заметках Ведающих.

Прям под одним из заборов и сел, разложил котомку, стал перебирать заветные листки-берестки.

Сказано было в них, что не убить босорку-старуху, даже если выискать ее обиталище да кликнуть селян, чтобы изрубили злодейку. Не даст ей уйти в Лес привязанный дух нечисти. Убережет, воротит. Один лишь способ борения – прогнать душу нечисти. Подловить, когда будет та вне тела ведьминого по поручению хозяйки промышлять. Утащит тогда дух нечистый душу-сестрицу с собой: неразлучны они теперь. Связаны. А где-то в схроне потаенном, обиталище ведьмином, останется мертвое тело.

Пустой дом.

Долго перечитывал я последние строки из записей:

«…а чтоб увидеть ту душу, что есть ни живое ни мертвое, надобно такое, что позволит сквозь пелену в чужой мир заглянуть…»

* * *

Я перевел дух. Пару раз глубоко вздохнув, поправил котомку, утер со лба выступивший даже в ночной свежести пот и протиснулся между баней и плетнем. От прелого запаха гнилой древесины немного мутило. Невольно я тронул грудь, пощупал обереги. Для успокоения.

* * *

Когда на следующий день я стал выспрашивать у головы, в какой окраине леса есть старые, древние домовины, то думал, что погонит он меня в шею. Но нет, несмотря на мою безбородую юность, ведунское очелье все же давало достаточно уважения, чтобы он лишь крякнул, почесал нос и буркнул про дальний ельник за речкой.

Не стал он перечить, даже когда я попросил топор. Хотя все его темное лицо выражало такое недоумение и подозрение, что я поспешил распрощаться.

Долго думал я над словами Ведающих. Что сказать хотели, на что намекали? Ломал голову, размышлял, пока не осенила одна дикая задумка. Как стена домовины отделяет покойника от живых, так она же и умершего отгораживает от родни. Не высекают окон в домовинах, отворачивают вход «последней избы» от селения, чтобы не тосковал по близким мертвец, не рвался назад. Но что, если такое «оконце» соорудить? Подглядеть в щелку иного мира.

Оттого и провел я полдня следующие в поисках указанной старостой домовины. А как нашел, первым делом вознес наговоры Ягам, дабы прощения попросить за то, что покой мертвеца нарушаю. А после срубил одним махом с крайнего бревна древней домовины широкий кусок дерева.

Вдоль, будто дрова поколол.

Легко отщепилась уже трухлявая, изрядно истлевшая деревяшка. Упала в густой мох.

Присел я над деревяшкой, в несколько быстрых движений проковырял посреди волокон щель пошире. Полюбовался работой – вышло ладно.

Прежде чем уйти от тихого пристанища покойника, влез я через подпол внутрь. Оставил гостинцев покойнику: сухарики да ягод горсть, что при себе было. Посидел в затхлой, душной темноте немного, почтил мертвеца молчанием. И вынырнул прочь. Уходил, как водится, спиной вперед, не отводя взгляда от домовины, пока не скрылась та за частоколом леса. В любом обращении с покойниками важно обряд свершать тщательно: где чуть забудешься, ошибешься – беды не миновать. Тому любого мальца с детства учат. Потому и уходил