Навола - Паоло Бачигалупи

Выбравшись за внешнюю стену, мы сразу пустили лошадей в галоп и понеслись, стряхивая с себя город и воспоминания о Фурии, летя по ярко-зеленым лугам и полудиким садам, пока наконец не сбавили скорость и не позволили Ленивке поравняться с нами — ненадолго, потому что она принялась гоняться за кроликами и фазанами, наводя на них ужас. Когда я свистел, Ленивка возвращалась, вывалив язык в довольной широкой ухмылке, но стоило мне отвернуться, как она вновь бросалась прочь, радуясь игре.

Теперь, когда мы, запыхавшись, остановились на вершине холма, казалось, будто внизу раскинулся весь мир: синяя река Ливия, извилистая и неторопливая на плодородной равнине; Навола с ее многочисленными башнями, сверкающими на солнце; бескрайняя Лазурь, уходящая за горизонт...

— Как думаешь, что это за корабли?

Челия указывала на многочисленные парусники, пришвартованные в порту Наволы, на лодки, испещрившие окрестные воды, на торговые суда, стоящие на якоре мористее и дожидающиеся места у пристани. Одно крупное судно разворачивало квадратные паруса, направляясь в открытый океан.

— Похоже, это «Фортуна дель Дельфино», идет в Торре-Амо. Гвоздика и шафран — к нам из Хуса, затем лен и вино — от нас в Паньянополь, затем сувианские оливки и керамика — обратно в Хус.

Я был рад, что мне это известно. Годы неутомимого наставничества Мерио не прошли впустую. Я знал торговые пути, имена капитанов, названия судов; знал грузы и цены... Я проследил глазами за удаляющимся силуэтом «Дельфино» с его яркими, веселыми белыми парусами; голубой океан манил, и лишь несколько барьерных островов стояли между судном и свободой...

На протяжении многих дней единственными кораблями и людьми, которых встретит «Фортуна дель Дельфино», будут триремы пескаторе с треугольными парусами в красную полоску — лодки рыбаков, преследующих стаи беложаберок и красножаберок, большого окуня, китовую акулу и злобную серратину. Эти люди всю жизнь проводили в океане и редко ступали на твердую землю.

Мир был огромен, и меня потрясла догадка о том, что я ничего о нем не знаю, если не считать записей в наших гроссбухах, которые рассказывали о странах и портах посредством чисел, списков и контрактов. Я жадно следил за уходящим парусником, гадая, каково это — жить на волнах Урулы, под солнцем Амо. Я знал груз судна, но не его жизнь.

— Давико! Челия!

Мы обернулись на крик. Неуклюжая фигура карабкалась на холм, обхватив руками огромную книгу.

— Хвала Амо!

— Джованни! — воскликнула Челия. — Что ты здесь делаешь?

Это и правда был наш друг Джованни. Раскрасневшийся и потный, с коленями, испачканными землей и травой, но, конечно же, с идеально чистой книгой, которую защитили его объятия. Холмы часто привлекали компании студентов университета, которые брали с собой хлеб и вино, чтобы приятно провести день. Бедные приходили пешком, богатые приезжали на лошадях, но Джованни, похоже, был совершенно один — и плохо подготовлен к такой вылазке.

— Разве тебе не следует быть в университете? — спросила Челия. — Прятаться в какой-нибудь тенистой библиотеке? И что ты делаешь с этой книгой?

Джованни без особого успеха попытался стереть покрывавший лицо слой пота.

— Я был в Либриксиум-Лючия, где хороший свет и совсем нет теней, а потом пришли Пьеро и Чьерко и убедили меня отправиться сюда. Они собирались встретиться с друзьями за вином и обсудить филос.

— Пьеро хотел обсудить филос? Я в это не верю.

— Ну, он хотел выпить вина, — поправился Джованни. — И сказал, что я могу сидеть под деревом с тем же успехом, что и в библиотеке.

Челия оглядела усыпанные одуванчиками поля.

— А где сейчас Пьеро и Чьерко?

Джованни вздохнул:

— Наверное...

— Ну-ну?

— Наверное, я забыл как следует привязать наших лошадей.

— Всех.

— Гм... Да.

Челия рассмеялась:

— Похоже на ошибку.

— Все было бы не так ужасно, если бы Пьеро не напугал их, запев. Они убежали, и теперь... — Джованни пожал плечами и махнул рукой в сторону Ромильи, где холмы становились более лесистыми. — Теперь они ищут лошадей где-то там.

И Джованни.

— А ты идешь домой пешком.

— Не думаю, что они вернутся за мной сегодня. Даже если отыщут коней.

Лукаво вскинув бровь, Челия посмотрела на меня:

— Что скажешь, Давико?

Джованни выглядел таким несчастным, что я не мог не подыграть.

— Что ж, согласно филосу Ла Салвикса, мы должны ему помочь. Если речь о филосе.

— Эта книга выглядит тяжелой, — заметила Челия.

На лице Джованни вспыхнула надежда.

— Но... — И я многозначительно умолк.

— Но? — повторила Челия.

Джованни кисло посмотрел на меня:

— Только не начинай.

— Он потерял лошадей своих дружков, а не только собственную, — сказал я.

— Ай. Это верно. — Челия задумчиво погладила подбородок, словно бороду. — Твой отец частенько говорит, что трудный урок запоминается навсегда.

— Верно! — Я щелкнул пальцами. — И Аган Хан тоже утверждает нечто подобное! — Я понизил голос, подражая воину: — «Лишь вкусив плоды своих заблуждений, ты познаешь истину».

— Именно так! — воскликнула Челия.

— Если бы я знал, что вы ничуть не лучше Пьеро и Чьерко...

— Я тоже слышала Агана Хана. — И Челия перешла на бас. — «Ребенок не станет есть гнилой фрукт дважды».

— Ай! — Я шлепнул себя по бедру. — Верно, сестра! Это я забыл. Ребенок не станет есть гнилой фрукт дважды. Хороший урок, ты согласна?

— Полностью согласна.

— Ты всегда так мудра, сестренка.

— Най, это ты мудр, братец.

— Нам нужно больше заниматься филосом.

— Я прямо чувствую, как расширяется мой разум!

Джованни одарил нас мрачным взглядом:

— Думаю, мне пора.

К нам подъехали Аган Хан, Полонос и Релус.

— Что здесь происходит? — спросил Аган Хан.

— Наш друг лишился лошади, — ответила Челия.

— Вот как?

— Он ее не привязал.

— О. — Аган Хан огладил бороду. — Это ошибка.

— Путь до дома неблизкий, — сообщил я.

— Эта книга выглядит тяжелой, — добавил Полонос.

— Эти туфли выглядят мягкими, — заметил Релус.

— Мы думали о том, чтобы помочь ему, — сказала Челия.

Аган Хан сложил ладони на луке седла и, нахмурившись, посмотрел на Джованни.

— Я давно убедился, что солдат лучше всего усваивает урок с натертыми ногами.

Челия просияла:

— Отличная пословица! Нужно ее запомнить, братец.

Джованни выглядел таким несчастным, что я больше не мог продолжать этот фарс и расхохотался.

— Не будь таким печальным, дружище. Конечно, я отвезу тебя домой. Мы не бросим тебя здесь в одиночестве. Пенек выдержит нас двоих.

— Ты один едва на нем помещаешься, — возразила Челия. — Джованни поедет со мной. — Она хлопнула себя по бедрам. — Я посажу его спереди. Прямо сюда.

Джованни побагровел, чего она, без сомнения, и добивалась, а Полонос, Релус и Аган Хан расхохотались над его смущением.

— Не волнуйся, Джо, мы что-нибудь придумаем. — Челия спешилась. — А пока давайте перекусим.

Выдохшийся Джованни с облегчением плюхнулся в траву, а мы все спешились вслед за Челией.

Пока готовились к обеду, я заметил, как пальцы Джованни почти неосознанно тянутся к лежащей рядом на траве книге. Эта книга, без сомнения, отвлекла его от привязывания лошадей — и теперь снова манила к себе. Таков был Джованни. Светило солнце, пчелы весело гудели в одуванчиках — а он думал лишь о своей книге. Он всегда был таким — и всегда нравился мне. Маэстро в университете уважали его. Он был совсем не похож на Пьеро и Чьерко — нобили ансенс, которых больше интересовали битвы, воинское дело и стародавние времена, когда их предки махали мечами и устраивали кровавые бойни по всему полуострову. Джованни был спокойнее, хотя и бледнее большинства из нас, потому что редко выходил на улицу. Даже сейчас его нос и щеки покраснели на солнце. Ему требовался головной убор.

— И что же это за книга, принесшая тебе столько неприятностей? — спросила Челия.

— Авиниксиус. Его «Наблюдения». На старом амонском.

— Ненавижу читать на амонском. Это очень трудно.

— Я рано его выучил, поэтому мне проще.

— Ты выучил его в три года. Это противоестественно.

— И что наблюдал Авиниксиус? — спросил я.

— Пока не знаю, — вздохнул Джованни. — Я сел читать, потом Пьеро