Навола - Паоло Бачигалупи

Мы разложили хлеб, тонко нарезанную монталло и сыры, Аган Хан достал бутылку вина, и все приступили к трапезе под абрикосовым деревом, чьи розовые цветы источали такую сладость, что казалось, в теплом воздухе вокруг нас струится сироп. Мы передавали бутылку друг другу, как принято у друзей, и на время все наше внимание заняла трапеза.

Потом, в качестве испытания, Аган Хан пристроил яблоки на пики Полоноса и Релуса, а мы с Челией по очереди упражнялись с его арбалетом, пытаясь сбить качающиеся плоды с их насестов. Джованни уселся под абрикосом и погрузился в труды Авиниксиуса, время от времени изрекая что-нибудь вроде:

— Вы знали, что он не должен был стать императором? Просто все его кузены умерли, поев испорченных моллюсков.

— Прямо-таки все? — Челия фыркнула. — Все разом? За одним столом? Ужасная трагедия.

— Он их не отравлял, — хмуро возразил Джованни.

— Конечно, не отравлял. — Челия прицелилась, выстрелила и мрачно изучила результат. — Вери э веро, Аган Хан дал мне яблоко меньше, чем брату.

Аган Хан усмехнулся:

— Они одинаковые, сиа. Вам не хватает терпения.

Яблоки дрожали на ветру, дразня нас. Я прицелился и тоже промазал, однако Ленивка помчалась за моей стрелой, умудрилась вытащить ее из земли и гордо принесла назад.

— Нечестно, что она тебе помогает, — возмутилась Челия. — По правилам игры ты сам должен бегать за стрелами.

— Ты просто ревнуешь, потому что Ленивка любит меня больше.

Челия скорчила раздраженную гримасу:

— Нет, я всего лишь считаю это противоестественным.

— Читать на амонском противоестественно. Иметь любящих друзей противоестественно. Естественно, ты ревнуешь.

— Никого не должны любить настолько сильно, чтобы ему не нужно было выполнять простую работу и разыскивать собственные стрелы.

— Как вы этому научили собаку? — спросил Полонос.

— Она сама так захотела. — Я ухмыльнулся Челии. — Естественно, потому, что любит меня.

— Фескато! — Челия мазнула тремя пальцами по щеке в мою сторону. — Из твоего рта вылетают фекалии. Одни лишь фекалии.

— Ревность тебе не к лицу, сестра.

В качестве награды я кинул Ленивке кусочек яблока. Та прыгнула за ним, изящно извернувшись, щелкнула челюстями и приземлилась.

— И она ест яблоки! — воскликнула Челия. — Думаю, это ненастоящая собака.

— Ей нравятся яблоки.

— Она должна есть мясо.

— Но ей нравятся яблоки, — возразил я, садясь на корточки и почесывая Ленивку за ушами. Она перекатилась на спину и подставила мне живот. — Не так ли, девочка? Ты обожаешь яблоки, верно?

Ленивка высунула язык и ухмыльнулась мне, счастливо поеживаясь, задрав лапы.

Челия плюхнулась на траву рядом с нами.

— Ты выбрал наряд для великого события?

Я непонимающе посмотрел на нее.

— Твой день имени? Совершеннолетие? Превращение в мужчину? Провозглашение наследником твоего отца?

— А-а... Это.

Челия закатила глаза.

— Скоро тебе вручат штандарт величайшего номо банка мерканта в свете Амо — и все, что ты можешь сказать: «А-а, это», — словно тебя ждет проклятие фаты. — Она покачала головой. — Ты такой один, Давико. Другого нет.

На самом деле я не обрадовался напоминанию. Я так наслаждался прогулкой, наслаждался солнечным светом и обществом Ленивки, Челии и Джованни, что совсем забыл про свое совершеннолетие. А теперь разом вспомнил, и оно замаячило на горизонте, подобно черной буре, вселяя в меня смутный страх.

— В чем дело, Давико?

Полонос и Релус присоединились к нам, расслабленно скрестили ноги на траве. Релус сорвал яркий одуванчик и стал безмятежно жевать его.

Я покачал головой:

— Ни в чем. Вы не поймете.

— А ты дай нам шанс.

— У него нет наряда для дня имени, — сообщила Челия. — Бедное дитя.

— Дело не в этом, — начал возражать я, однако Полонос и Релус уже хохотали, что заставило Джованни поднять глаза, встать и подойти к нам.

— Что случилось?

— День имени Давико. Он до сих пор не выбрал себе наряд.

— Авиниксиус в день имени надел доспехи.

— Без сомнения, чтобы защититься от уцелевших кузенов.

— Вам тоже следует надеть доспехи, — сказал Полонос. — Они понадобятся, чтобы защититься от всех сиалин, что придут в гости.

— Вам нужно бежать, — посоветовал Релус. — Если сиана Ашья схватит вас, вы никогда не вырветесь из ее рук. Она укутает вас в шелка и драгоценности, сделает похожим на детскую куклу.

Челия раздраженно посмотрела на них:

— От вас никакой помощи.

— Помощи? — Релус ошеломленно повернулся к Полоносу. — От нас требовалось это? Помощь?

— Только не от меня, — возразил Полонос. — Я надеялся усугубить ситуацию.

— Как и я! — Солдаты ухмыльнулись друг другу. — Должно быть, мы братья! — воскликнули они и расхохотались.

Челия мазнула двумя пальцами по глазу в их сторону.

— Сфай, ну и парочка. Если бы человек тонул, вы бы плясали на его голове.

— Только если бы вода была глубокой, — ответил Релус.

— Люблю смотреть, как захлебываются люди, — согласился Полонос.

Аган Хан присоединился к нам и тоже сел на траву, скрестив ноги.

— По какому поводу веселье?

— Давико скоро станет мужчиной, — ответил Полонос, срывая очередной одуванчик. — Он в ужасе. Все прекрасные девицы всей Сотни имен накинутся на него, и придется выбирать. Сиалины выстроятся до края Лазури, до самого горизонта и даже дальше. Короли и принцы будут трястись от страха, что он лишит их кредита. Все склонятся перед ним. И потому он сидит такой несчастный. — Солдат подмигнул Челии. — Бедное дитя.

К моему изумлению, Аган Хан не стал смеяться. Вместо этого он нахмурился. Его лоб пошел морщинами.

— Это ноша, — сказал он.

Полонос и Релус заржали, но Аган Хан усмирил их взглядом.

— Обязанности реальны. Ноша ответственности нелегка. Вам хватает проницательности увидеть ее, Давико. Вы не похожи на детей старых нобили, которые расхаживают, как павлины, в уверенности, что просто заслужили свое богатство, точно так же, как воображают, будто покорность рабов и слуг принадлежит им по праву. Мы все их знаем — тех, кто проводит дни, бахвалясь древней славой своего имени, распутничая в квартале стеклянных окон, гоняясь за наложницами, которых тренирует сиа Аллецция, напиваясь на Куадраццо-Амо и вызывая на дуэль всякого, кто на них взглянет. — Он поморщился. — Они думают, что благородны, потому что у них древнее имя, но это не так.

Я смущенно покосился на Джованни, гадая, не обидится ли тот, ведь он был таким же нобили, как и Пьеро с Чьерко, но Джованни внимательно слушал и кивал. Аган Хан продолжил:

— Унаследовать великое имя, великую семью, великую историю — немалое дело. Я видел кое-что, когда служил стражником в Зуроме. Видел, как ведут себя дети султана, и поклялся, что не стану служить этим тварям. И то, что вы всерьез размышляете об обязанностях, которые вас ждут, делает вам честь. Однако это вовсе не преисподняя, которую вы вообразили, Давико. У вас есть семья и друзья, которые вас любят. — Он указал на Челию и Джованни. — Есть люди, знающие вас с детства. — Указал на Полоноса и Релуса. — Мне не стыдно служить вашей семье. Для меня это честь. Для Полоноса и Релуса это честь. Мы можем дразнить вас, можем толкать, но главное в том, что для нас честь служить вам, потому что вы не пятнаете нашу честь. В этом ваша сила, Давико. И потому радуйтесь жизни в хорошей компании, среди хороших друзей, и пожалейте созданий вроде падших нобили, которые живут лишь ради того, чтобы считать акты возмездия, и производят на свет детей, отравленных так же необратимо, как и они сами. — Он хлопнул меня по колену. — В любом случае вы рождены для этой жизни. Это ваша судьба. И, несмотря на тяжелое бремя, не забывайте наслаждаться ее плодами. Вы серьезная душа, это верно. Вы всегда были таким, но это не все, что есть в жизни. Если будете практиковаться в радости так же, как практикуетесь в печали, сможете стать более счастливым наследником.

— Уверена, Ашья что-нибудь для тебя подобрала, — утешающе сказала Челия. — У нее безупречный