Эхо мёртвого серебра-2 - Александр Георгиевич Шавкунов

Он рухнул на колени, и я, изо всех сил, пнул его в челюсть сбоку. Голова дёрнулась, и тело рухнуло в грязь. А я встал над ним, методично топча и целя пяткой в висок. Раз за разом, всё сильнее и сильнее, вкладывая в каждый удар всю ярость и боль. Крик-рёв разносится над лесом, заглушая далёкое ворчание грома. Голова погружается в грязь, и над ней скапливается вода...

Ладонь поймала стопу на подлёте, вывернула и меня отшвырнуло, как куклу. Святой медленно поднялся и утёр с лица слой грязи. Ни следа от ударов, ни капли крови...

— Это было интересно. — Прохрипел он, хрустнул шеей. — Мне жаль, что придётся убить и девочку, но тебя жалеть нет сил.

— И не надо.

Я с трудом поднялся, правая кисть распухла и пульсирует. Вот не думал, что сломаю кости, ударив в пах... Элиасу лучше не рассказывать, засмеёт!

— Сдавайся, и я обещаю убить мгновенно, без боли.

— Нет...

Я шагнул к нему, охнул и едва удержался на ногах, ещё шаг, левая нога закостенела в колене и ощутимо хрустит. Святой идёт на встречу медленно, возвышается надо мной, как совсем недавно Орсвейн.

— Это бессмысленно меня невозможно убить. Ты всё усложняешь.

— А вот это ты зря сказал...

Я рванулся к нему и хлестанул кистью по челюсти, как кнутом. Пощёчина такой силы, что голова святого развернулась. Он растерянно попятился, а я ухватил за ногу и дёрнул вверх.

Его плоть неуязвима, но только внешний слой. Я понял это по первым ударам, а значит, его можно победить, выбив из равновесия и сознания.

Святой рухнул, ударившись плечом и головой, шея вывернулась под жутким углом. А голова скрылась в луже, образовавшейся от прошлых ударов. Я перехватил ноги и наступил на затылок, не давая вынырнуть. Надавил.

Он задёргался, силясь высвободиться и пнуть. Каким бы сильным человек не был, но, если зафиксировать определённые точки, освободиться не сможет даже Герой... Попытался оттолкнуться руками, но я пнул в сгиб локтя, навалился всем весом. Была бы у меня верёвка... всё прошло бы легче...

Осмысленные действия сменились бесполезной паникой. Святой молотит руками, только загребая воду, извивается змей в захвате.

Постепенно движения замедляются, становятся вялыми и лишёнными какой-либо силы. Руки безвольно упали на землю, пальцы разжались. А я продолжил держать, пока мышцы не затекли и пальцы не разомкнулись.

Упал рядом с телом, сипло дыша и подставляя лицо дождю. Гром приблизился, и над лесом сверкают короткие молнии. Переполнившиеся лужи собираются в мутные потоки, что уносят мелкий мусор в чащу.

Я с трудом поднялся и перетащил святого в такой поток, окунул полностью и придавил ко дну. Держал так долго, что вода вымыла последние крупицы тепла из мышц и руки свела судорога.

Наконец, вырвал труп из потока и бросил в грязь. Упал рядом на колени, мелко трясясь и растирая кисти.

— Невозможно убить? — Прорычал я, голосом замерзающего насмерть.

Святой судорожно вдохнул.

— Да ты шутишь... — Просипел я, остро осознав собственный конец, сил сопротивляться просто не осталось.

Новый вдох и на выдохе изо рта плеснула мутная вода. Святой зашёлся кашлем, но... не двигаясь. Не пытаясь перевернуться или встать. Глядя в дождливое небо стеклянными глазами. Он мёртв, но тело всё ещё живёт.

Я тяжело поднялся над ним, сверля пустые глаза взглядом.

***

Орсвейн проснулся от горестного вопля, что сотряс замок. Гигант сполз с кровати, и в огромном зеркале отразился белокурый красавец с мощным торсом. Подгоняемый странным предчувствием, он набросил халат и вышел в коридор. Как раз, когда к его двери подбегал слуга.

— Г-господин... — выдохнул мужчина, рухнул на пол, заливаясь слезами. — Господин!

— Что случилось?!

— Ваш отец... зовёт вас.

Орсвейн бросился по коридору, и сердце сжалось в страхе. Неужели что-то с отцом или мамой? Им в отличие от деда и сыновей не досталось благословения Света... Он ворвался в комнату родителей и почти налетел на деда. Геор стоит мрачный как туча, удостоил внука косым взглядом. Рядом с ним сжалась в клубок его дочь, мать Орсвейна. Отец и муж обнимают и что-то шепчут, успокаивая.

— Что случилось?! — Выпалил Орсвейн, подступая к ним.

Сонный дурман почти выветрился из головы, но мысли скачут, как кузнечики в банке. В распахнутое окно задувает ветер, вскидывает ткань балдахина.

— Что случилось? — Повторил гигант.

Отец посмотрел на него, лицо бледное, губы мелко трясутся. Кажется, старый рыцарь вот-вот совершит самое страшное, заплачет.

— Орс, мальчик мой. Фрейнар мёртв.

Мать, задыхающаяся от слёз, подняла потухшую свечу с инициалами сына на основании. Такие ставят в храмах перед походом, и они горят, пока жив поставивший.

Раскат грома ударил по замку, сокрушая крышу, и пол, Орсвейн схватился за стену и осознал, что это у него в голове. Да, весь мир в его голове перевернулся и... возликовал! Брат мёртв! А значит, Элдриан достанется ему! Никто не смеет отнимать добычу! НИКТО!

Он выбежал из комнаты, вихрем пронёсся через ставшие узкими коридоры. Вырывался во двор, а дальше через ворота в город и дальше. Остановился только посреди поля, обдуваемый холодными ветрами. Один на один с куцей луной и звёздным куполом. Орсвейн вскинул голову к небу и засмеялся. Гулко и радостно, разводя руки в стороны и стискивая кулаки.

Сама судьба так решила, Элдриан Тёмный умрёт от его руки!

Ждать осталось всего ничего! Он уже сильнее, чем во время схватки в Крипте, а концу зимы будет сильнее Геора! И тогда сомкнёт руки на тощей шее принца Тьмы!

***

Ваюна дёрнулась и вжалась в спинку дивана, когда я бросил на соседнее кресло тело святого. Мокрое, как русал, оно мешком повалилось на подушки. Пустые глаза уставились на девочку.

— Он... мёртв? — Прошептала Ваюна, глядя на меня, хрипло дышащего в дверях.

Струи дождя разбиваются о спину и затылок, стекают по телу. Вот не дай Тьма я схвачу воспаление лёгких, это будет самая нелепая смерть.

— Вроде того, милая, вроде того.

— Так оставь его волкам!

— Нельзя, они зубы обломают, а почто мне им вредить?

— Ну так закопай!

— В хозяйстве пригодится. — Отрезал я и закрыл дверь.

Тракт пуст, если не считать обожжённых трупов гвардейцев. Моя лошадь убежала, и искать её нет ни желания, ни времени. Ругаясь на себя и судьбу, я