Лекарка поневоле и опять 25 примет - Ульяна Муратова

— Ты что, испугалась? Это всего лишь радиола, — Эрер откинул тонкую крышку и включил музыку.

Она мягкими волнами поплыла по ночной тишине, ложась поверх речной глади. Спокойная, лиричная мелодия, немного грустная, но прекрасная.

— Я всё ещё не помню, что мечтала о радиоле, но музыку действительно люблю и скучала без неё. Спасибо!

Я притянула Эрера к себе и больше не отпустила. Целовала, раздевала и плавилась от восторга в его руках. Купаться мы всё же пошли, хотя далеко не сразу.

Чуть позже, валяясь в лучах Гесты, мы наблюдали за восходом мрачной Танаты — второй луны этого мира — и говорили о будущем.

— Боюсь, что нам придётся уехать отсюда. Всё же здесь может быть опасно. Нас слишком просто отследить.

— Но здесь у нас дом, — запротестовала я. — И Талла с Дичиком. Как я могу его оставить? Ему нужно лечение!

— Я понимаю, — вздохнул Эрер. — Но если ты окажешься в тюрьме, то лечить его точно не сможешь. Изначально я хотел вернуться в Лоарель, комиссоваться по ранению, а потом приехать за тобой. Забрать тебя в безопасное место и начать жизнь заново. Но теперь всё гораздо сложнее, и путь в СИБ мне заказан.

— Почему?

— Потому что вряд ли у меня получится закрыть все рабочие дела и формально выйти в отставку, не сообщив о тебе. Ты понимаешь, какой это конфликт интересов? Сейчас я могу придумать оправдание — не смог перейти границу без документов, не знал, с кем можно выйти на связь здесь, не помнил регламентов — и всё это будет правдой. Но если я вернусь, то обязан буду доложить о тебе. А если я доложу о тебе, то ты отправишься прямиком в тюрьму. В принципе, это тоже не так страшно. Поженимся, разделим ответственность, отбудем наказание вместе. В тюрьме бывших агентов и дознавателей, конечно, не любят, но семейные камеры не так плохи, как общие. Зато не нужно будет бросать то, что принадлежит мне, не понадобится начинать с нуля. Всё же какие-то сбережения и активы у меня наверняка есть.

— Мы не начинаем с нуля! — горячо возразила я. — У нас есть просторный, хороший дом, запасы на зиму, деньги…

— Конфетка, ты действительно считаешь этот дом хорошим? — поразился он. — В нём всего одна спальня. Даже детской нет. И удобства на улице. Летом это не проблема, а вот зимой… Представь, каково будет в таких условиях с младенцем?

Я вдруг вспомнила шикарный мобиль, на котором Эрер приезжал ко мне в первые разы. Он ведь действительно привык к совершенно иному уровню жизни. И если я радовалась, что у нас ЦЕЛЫЙ дом с ЦЕЛОЙ спальней, то он считал его крошечным домиком со ВСЕГО ЛИШЬ одной спальней, не сравнимым с каким-нибудь поместьем, в котором вырос и где у его брата было «своё крыло». Тогда этот момент в его рассказе меня не царапнул, а теперь я думала: целое крыло — это сколько? Уж наверняка больше, чем одна спальня.

— Мне хорошо здесь, — тихо ответила я. — И я бы не хотела уезжать, если на то нет острейшей необходимости. И в тюрьму не хотела бы. Я сбежала как раз для того, чтобы в ней не оказаться.

— Я понимаю, — терпеливо, словно с ребёнком, заговорил он. — Но мы не всегда властны над всеми обстоятельствами. Допустим, на пару-тройку недель ЭСБэшники от нас отстанут, но если вести речь о месяцах и тем более годах, то оставаться здесь нецелесообразно.

— Давай хотя бы перезимуем тут? — грустно попросила я. — До весны детская нам точно не понадобится, и, возможно, получится подобрать лечение для Дичика. Ему уже сильно лучше, между прочим. Ты бы видел его месяц назад… Да и перед старостой у меня есть обязательства. Если уезжать, то хотя бы предупредить его, чтобы нашёл замену. И Луняшу поднатаскать. Не могу я просто вот так взять и уехать… Да и куда?

— Хорошо, — сдался он. — Перезимуем тут. А потом уедем подальше отсюда. Выправим документы на новые имена и начнём заново.

Не могу сказать, что мне так уж сильно нравился его план, но я понимала: совместное будущее в любом случае потребует компромиссов, а он отказывается от куда большего, лишь бы быть со мной рядом.

— А как мы сделаем документы? — задалась я вопросом, наблюдая за тем, как Шельма лежит у кромки воды и ждёт, пока цветная рыбка не одумается и не вылезет из мокроты.

— Оденемся поприличнее, купим красивые саквояжи, придём на железнодорожный вокзал в крупном городе и будем безжалостно ограблены. Уж пара карманников там найдётся, а изобразить простаков не так уж сложно. Когда нас ограбят — заметь, по-настоящему! — мы напишем заявления в отделении дознания, получим временные документы, а потом выправим полноценные.

— И никто не заинтересуется нашими печатями?

— К тому моменту мы уже будем женаты, а наша совместная височная печать однозначно ещё нигде не засвечена, потому что её пока нет в природе.

— А её будет видно? У тебя же шрамы… — погладила я его по виску.

— К тому времени всё заживёт, и после обновления печать наверняка будет хорошо видно.

— Ладно, — задумчиво согласилась я.

— Конфетка? — заглянул он мне в глаза. — Что не так?

Сначала я собиралась сделать вид, будто всё нормально, а потом вдруг поняла, что не хочу. Не хочу притворяться, хочу быть откровенной на сто процентов, потому что Эрер услышит и не отмахнётся от моих переживаний.

— Мне не очень нравится этот план и не нравится идея отсюда уезжать, но если это единственный вариант быть вместе, то я с ним смирюсь.

— Нам не обязательно решать сейчас, — крепче обнял меня он. — Перезимуем здесь, а потом найдём такое местечко, где моя конфетка будет счастлива. Главное — успеть сделать это до того, как прошлое нас настигнет.

Примета 37: счастье не может длиться вечно

Шестнадцатое сектеля. Полночь

Таисия

С Эрером оказалось невероятно легко.

Мы совпали, как две детальки мозаики. Длительное время живя в одиночестве, он научился самостоятельности — готовить, мыть посуду, убирать вещи. Единственное, чего он не умел — так это стирать. Мог повозюкать рубашку в мыльной воде, но в целом оказался решительно бесполезен в отстирывании пятен.

К счастью, у меня наличествовали специальное зелье и большой горшок. Туда я загружала грязные рубашки, часок томила их в печи, а потом вынимала чистые и белоснежные. Даже изначально бежевая рубашка одумалась