Тоска - Александр Александрович Павловский

– Мы лихо перешли на «ты», а даже не познакомились. Как тебя зовут? – Леша подмигнул, но сделал это как-то неуклюже, что тут же сам смутился сделанным.

– А может так было бы лучше: два незнакомца в кафе, как в немом фильме, легкий флирт и романтика?

– В кино все обычно заканчивается свадьбой. – вмешался Леша.

– А ты разве не женишься на мне? Мне кажется, мы уже достаточно близки.

– Гм. – Леша сделал глоток и чуть не подавился. Горячий сбитень обжег язык, а вместо горла открылось жерло вулкана.

– Тише, тише! Я пошутила. Всё в порядке. – девушка увидела, как у Леши покраснели глаза и громко рассмеялась.

Она казалось острой на язык, но в тоже время такой непосредственной, смешной. В ней сочетались две противоположности, словно для нее – это игра. А все, к кому она привязывается или затевает разговор не что иное, как поле для очередного цейтнота собеседника. Никогда не знаешь в какие неприятности тебя могут загнать заигрывания с химерой. Нужно иметь бдительность и осторожность, но при этом лучше не выглядеть, как полный дурак или напыщенный индюк, что разгадал правила и свой ход начнет с козырей. Ты либо профессионал в общении и владеешь словом, как и информацией, либо любитель, что не умеет ни того ни другого, но по своей глупости получает желаемое. Тут ты либо на крючке, либо с крючком, третьего не дано, хоть и предусмотрено.

– Возможно, в вопросах общения я «чуточку» основываюсь на фильмах. Не всегда же фильм – художественный вымысел, бывает, что и по реальным историям снимают. И в этих историях столько романтики, что сладких конфет не нужно, у тебя уже все слиплось от желания обрести такую же любовь… – девушка ушла в полет фантазии, но резко вернулась обратно, – А ты ешь пастилу и не слушай меня так внимательно.

– Это всё тоска… Ты тоскуешь по тому, чего не может быть. Тебе хочется, но это жанр фантастики, а не реального куска мира. Здесь тебя любят за что-то, а не просто так. Во всем всегда преследуется выгода: эмоциональная или внешне-бытовая.

– Знаешь, в личных вопросах я ориентируюсь больше на свой внутренний компас, он меня еще не подводил, а вот мужчины – неоднократно. Хоть они тоже часть выбранного компасом. Некоторые сбои и погрешности бывают даже у интуиции и чувств.

– Ты не ответила на мой вопрос. – Леша надкусил пастилу и задумался. Вкус не напоминал совершенно ничего похожего, такого, с чем можно сравнить. Яркий с кислинкой он не походил на тянущуюся карамель, как сначала думал или на мармелад, да и на зефир в целом тоже не походил. Это было что-то другое.

– Лера. – Девушка протянула руку в воздух, как для рукопожатия и снова прижала к груди. – А твое имя?

– Леша. – и сделал легкий кивок головой.

– Ну, хорошо, Леша, – Лера тяжело выдохнула, как будто собиралась допрашивать, – Если, меня гложет тоска, а ты такой подкованный, то, что привело тебя?

– А с чего ты взяла, что меня что-то привело? – Леша перефразировал вопрос и удачно отрекошетил его обратно.

– В этот город не приезжают только потому что, хочется попробовать пастилу или пройтись по набережной. Ты не заметил, что город раскинулся вокруг кремля и храмов? Сюда едут, чтобы в душе покопаться, да найти ответы. А всё, что мы предлагаем – лишь вишенка на торте. Все эти безделушки, как пластырь на давно загноившуюся рану. Чем меньше ты её лечишь, тем чаще нужно менять пластырь, иначе идти становится больно и не удобно. Вот люди и торопятся, кто быстрее сменит пластырь. Нелепая возня! А стоит лишь один раз разобраться в причине гниения, но все боятся. В первопричинах всегда собственное Я.

– Но разве только это? Почему человек не может иметь тягу к прекрасному, к древним корням или просто ценителем давно утраченного или забытого вкуса? Где-то это тут же было написано. – Леша попытался припомнить табличку, но махнул рукой.

– Человек, который не имеет изъянов, либо давно мертв и ему все простили, либо слишком юн, и еще не успел набить шишек. А у всех других есть изъяны, когда видимые, а когда удачно заштукатуренные. Но в любом случае они у них есть и пластыри требуются регулярно. Заглушая боль, люди перестают испытывать потребность в признании своих симптомов. Они прекрасно понимают, что происходит, но делают это наедине с собой, в момент, когда можно снять пластырь и ужаснутся вонью из раны. Они плачут, спорят, приходят к компромиссу, а затем наклеивают пластырь и всё, как рукой снимает. Понимаешь? Они не хотят лечения, им нужна эта сладкая боль.

– Это какое-то саморазрушение. Ты не принимаешь себя, свои недостатки и маскируешь всё под маской привлекательности.

– Именно! Отсюда потом и выливается апатия. – Лера морщила лоб. – А ты знал, что апатия, если запустить, может стать прогрессирующей болезнью?

– Как и о пастиле, узнаю только сейчас. А с чего ты так об этом утверждаешь?

– С того, что смогла вылечиться и победить то, что ты носишь в себе. Понимаешь, изъяны есть у всех, а вот смелость дана единицам. – Лера закрыла глаза и откинула голову. Где-то должно было выглянуть солнце, но его свет ушел далеко от этого места. – Кстати, как тебе пастила, а то ты совсем притих?

– Знаешь, по вкусу и ощущениям, похоже на воздушный черный хлеб. Только кислый. Не могу сказать, что это очень вкусно, но вполне приемлемо для первого раза.

– Я запомню твои слова. Как только не характеризовали этот вкус, но только не хлебом, – Лера разразилась заразительным смехом, и Леша тоже заулыбался с набитым ртом. – Попробуй затем вишневую, она должна тебе понравится, – Утирая накатившую слезу от смеха, предложила Лера.

– А ты в чем-то оказалась права. Со всеми твоими рассуждениями я вспоминал, что прячу внутри себя и на какие раны не обращаю внимания.

– Ага, и что же вспомнил?

– В последний год я перестал ощущать стремления к жизни. В один момент будто ниточка, что связывала меня с внешним миром оборвалась и я перестал в нем нуждаться. Потерялся стимул постоянного движения, для сумасшедшей гонки со временем, когда ты вроде успеваешь его обогнать, но границы двадцати четырёх часов не пересекаешь, остаешься на второй круг и бежишь уже сломя голову, только бы успеть хоть на несколько секунд оказаться быстрее. А всё для чего? Для победного денежного эквивалента. Который можно потратить на то, что тебе хочется больше всего в