Самый опасный человек Японии - Александр Накул

— Для начала признаем очевидное — нам необходима революция.

Окава Сюмэй заёрзал. Это было радикально, да. Но сказано как-то слишком прямо и опасно.

— Разве недостаточно просто реформ?

— Когда боишься революции, ничего не достаточно, — уверенно произнёс Кита Икки. — Люди, которые отрицают возможность переворота, — отрицают саму историю. Наполеон пришёл к власти через переворот. Ленин пришёл к власти через переворот и смело разогнал Учредительное собрание, где хватало враждебных элементов с пулемётом под креслом. Наконец, чем была наша революция Мэйдзи, как не государственным переворотом? Люди просто привыкли, что левые совершают революции, а правые — перевороты, хотя по сути это одно и то же. Левые и правые должны объединить усилия и привлечь на свою сторону самого императора. Это не облегчит предстоящего потрясения, но даст ему шанс пройти бескровно.

— Но зачем трясти-то? Что вы собираетесь поменять?

— Разумеется, дворян и олигархов. Уже ясно, что они не желают служить императору. Напротив, хотят подчинить его себе — и теперь уже без любых ограничений плясать на спинах простого народа. Надежды на мирные реформы бессмысленны — ведь и парламент, и все мыслимые комиссии будут состоять из них. Не могут же они отменить сами себя! А между тем аристократия — это и есть стена между народом и императором.

— Это понятно. А что вы собираетесь делать, когда у вас получится её сокрушить?

— Дадим людям свободу. Разумеется, императору будет нужно что-то вроде парламента, потому что он может опросить весь народ. Но избираться туда смогут только порядочные люди, не связанные ни с военными, финансовыми, бюрократическими и ещё какими угодно кликами.

— А где вы найдёте таких людей?

— Можно поискать их среди монахов, к примеру, или среди старейшин отдалённых деревень. Парламент такое место — желающие найдутся всегда. И уже после этого можно перейти к реформам финансовым.

— Этот пункт всегда самый сложный, — заметил Окава. — Потому что никто не знает, что сработает. Реформы, которые предлагают левые, исключают то, что предлагают правые, — и наоборот.

— Они нарочно переусложняют, чтобы было легче деньги у спонсоров вымогать. Всем и так понятно, что никто и ничего добровольно реформировать не будет. Поэтому революция и неизбежна.

— Ну хорошо, так что мы будем делать после революции? Нацию-то возрождать как будем? — На этом этапе Окава Сюмэй с ужасам ощутил, что разговаривает и рассуждает почти так же, как те немногие политики, с которыми он успел встретиться. — Допустим, разогнали мы аристократов с олигархами — что дальше?

— Дальше будем делить имущество. Не то чтобы я за коммунизм. Я противник коммунизма. Но в чём причина популярности коммунистов? В бедности! Вот так мы и поступим: бедность устраним и коммунистов больше не останется. А деньги на устранение бедности возьмём у богатых. Установим потолок: ни одна семья не может владеть имуществом общей стоимостью больше миллиона йен. Изъятого имущества хватит вполне, чтобы обеспечить всех бедствующих. Я живу рядом с неприкасаемыми и отлично вижу: человеку много не надо.

— Императора тоже собираешься ограничить?

— Разумеется. Он подаст пример. Ведь ему не придётся теперь соревноваться в роскоши с богатейшими олигархами. Императорские леса, угодья, всякие пустыри, которые непонятно как угодили в собственность двора, не повредит раздать населению. В государственной собственности оставить только неприступные горы и прочую глушь, которую всё равно так просто не освоить.

— Но ведь горы и прочая глушь — это немалая часть нашей территории!

— Вот её и будем осваивать! У олигархов средств достаточно. Бюджет ни одной из частных компаний, сколько человек ни было бы в совете директоров, не должен превышать десяти миллионов йен. Всё прочее национализируется без каких бы то ни было компенсаций. Десяти миллионов йен вполне достаточно, чтобы ощутить себя богачом, и вовсе не достаточно, чтобы задавить конкурентов. Вот увидите — это только подстегнёт народную предприимчивость. А национализация как раз и позволит бросить все силы не на строительство домов.

— А что делать тем, кому даже десяти миллионов йен не хватает?

— Чтобы построить себе превосходный дом, этого достаточно.

— Но что, если человек захочет построить второй дом?

— Зачем? Человек не может жить в двух домах. У меня вовсе нет дома, и я превосходно себя чувствую. Особо важные производства мы, напротив, будем наращивать до десяти миллионов.

— Не все готовы сделаться монахами.

— Я был в Китае. Я знаю, как это работает. Там олигархи владеют не только фабриками, но и линиями телеграфа, железными дорогами, а с недавних пор — целыми городами. У них есть свои армии, и они ведут яростную войну за территории с потенциальными покупателями. Вот что такое капитализм. Это — возвращение к сёгунату, с его бессилием и раздробленностью. Олигархи говорят, что они опасаются анархистов, — но нам следовало бы опасаться олигархов. У них куда больше возможностей, чтобы развалить государство. И в случае чего какое-нибудь общество Чёрного Дракона всегда готово предоставить любому из олигархов небольшую частную армию.

— Вы с ними поссорились?

— Я увидел слишком близко, как они на самом деле работают. Они не способны к революции, потому что рэкет и выбивание долгов и так приносит им достаточно. Наш главный союзник — не эта международная Якудза, а чиновники, особенно налоговое ведомство. Представляете, как упростится их работа, если мы оставим всего лишь пять важнейших министерств, как в древности, а налог оставим один — подоходный. Мы избавим их от кучи работы.

«А также от кучи вакантных мест, которые они хотели бы занимать», — подумал Окава Сюмэй. Но сказал только:

— Это выглядит разумно, только мало кто с таким согласится.

— Разумеется, миллионы будут против. Но ведь моё-то мнение важнее. Как адмирал Того важнее, чем все давно забытые члены тогдашнего парламента. Как Карл Маркс важнее всех остальных гегельянцев. И, наконец, как наш Император важнее, чем любой из его подданных. Мы же не собираемся тут демократию разводить!

— Я разделяю вашу нелюбовь к мнению случайной толпы — но всё-таки, как разбить аргументы тех, кто приводит в пример американское могущество, которое основано якобы на демократии?

— Я атаковал бы их, например, географической картой. Учебник истории для подобных неучей слишком сложен, там полно непонятных иероглифов. Соединённые Штаты принципиально отличны от других стран. Они основаны на новом, почти не населённом континенте, куда устремились беженцы