Академия Дарклэнд. Клетка - Анна Сергеевна Одувалова

— Кстати, почему у твоей матери есть ресурсы, чтобы вытащить его отсюда? Может, и я могла бы ей пригодиться?

Я усмехаюсь, качая головой.

— С тобой это не сработает, — отвечаю я. — Дело в том, что именно мои родители написали заявление, основываясь на моих показаниях. Они выступали в суде. Я главный свидетель, из-за которого Джаспер оказался здесь. Но моя мать — тот человек, который может забрать заявление и сделать так, будто никакого обвинения и не было. И она знает, что я не буду возражать…

Последние слова повисают в воздухе, словно тяжёлые камни. Я поворачиваюсь к выходу из камеры, чувствуя, как внутри всё сжимается от боли и разочарования.

Вылетаю в пустой коридор академии, едва сдерживая горячие слёзы, которые предательски жгут веки. Воздух здесь прохладный, пахнет старым камнем и пылью, но мне нечем дышать. Комок в горле такой огромный, что каждый вдох даётся с усилием. Ноги, будто сами по себе, несут меня вперёд, к лестнице. Я почти бегу, мои шаги гулко отдаются под сводами, эхо преследует, как насмешка. Потом — дальний коридор, ведущий к общежитию. Только бы добраться! Жизненно необходимо успеть запереться в комнате, уткнуться лицом в подушку, зарыться в неё с головой и, наконец, разобраться в этом хаосе, что разрывает меня изнутри.

Мысли крутятся, как бешеные осы, жаля снова и снова. Значит, Джаспер… весь этот его интерес, его помощь, эти разговоры под луной — всё только ради того, чтобы выкупить свою свободу? Просто сделка? Или всё-таки Дебора лжёт? Она способна на это, я знаю. Но Джаспер… он ведь смотрел такими честными глазами. Эти вопросы рвут меня на части, не дают вдохнуть полной грудью. Кажется, сердце вот-вот выпрыгнет. Я прижимаю руку к груди, пытаясь унять его бешеный стук.

Мечтам об одиночестве, о тишине за толстой дверью, сбыться было не суждено. Совсем немного — вот моя башня, вот знакомый поворот. Уже протягиваю руку к холодной ручке двери, когда сзади раздаётся голос. Резкий, требовательный, от которого внутри всё сжимается в ледяной комок, перекрывая и слёзы, и отчаяние:

— Дана! Ну где тебя, клянусь всеми демонами, носит⁈ Я ищу тебя час!

На меня укоризненно смотрит мирс Амалия.

— Простите, — отзываюсь я останавливаясь. Моё дыхание сбилось, а сердце колотится как сумасшедшее. — Это срочно? Я, вообще-то, спешу.

— Приехала твоя мать, — сообщает она, глядя на меня с каким-то странным выражением. — Она хочет тебя забрать.

«А хочу ли я этого?» — бурчу себе под нос, но знаю, что это бессмысленный вопрос. С мамой не поспоришь, особенно когда она принимает такие решения.

К тому же уехать прочь и никогда больше не вспоминать это место — не самая плохая идея. Здесь слишком много боли, слишком много разочарований. Но в глубине души я понимаю, что уезжая, я оставлю здесь часть себя.

— Хорошо, — отвечаю я, стараясь говорить спокойно. — Где она?

— В кабинете директора, — отвечает мирс Амалия, внимательно наблюдая за моей реакцией. — Поторопись.

Я киваю и поворачиваюсь в сторону административного крыла. Каждый шаг даётся с трудом, будто невидимые цепи тянут меня назад. Но я иду вперёд, стараясь не думать о том, что оставляю здесь, и о том, что, возможно, потеряла.

— Дана! — заплаканная мама бросается ко мне с порога директорского кабинета. Её глаза красные от слёз, волосы растрёпаны, а обычно безупречный костюм помялся в дороге.

Я замираю на месте, не в силах заставить себя открыть ей объятия. В памяти слишком свежи воспоминания о нашей последней ссоре. О том, как кричали друг на друга, как я швыряла вещи, собираясь в Даркленд.

И теперь, даже зная причину, по которой она отправила меня сюда — Давид всё равно остаётся между нами невидимой стеной. Чтобы восстановить наши отношения, потребуется много времени и усилий с обеих сторон.

Мама хватает меня в охапку, прижимая к себе так крепко, что я едва могу дышать. Её плечи дрожат, а пальцы впиваются в мою спину. Я чувствую, как по моим щекам непроизвольно катятся слёзы — горькие, смешанные с облегчением.

Адвокат, до этого молча сидевший в углу кабинета, деликатно отворачивается к окну. Директор, стоя у своего стола, одобрительно кивает, наблюдая за нашей встречей.

— Завтра же заберу тебя отсюда, — шепчет мама мне в волосы, её голос дрожит.

— Сегодня, — отвечаю я со всхлипом, и она кивает, не отпуская меня.

В этот момент я понимаю — так действительно будет лучше. Лучше для нас обеих. Пусть не всё решено, пусть между нами ещё есть недосказанность, но первый шаг к примирению сделан.

Мама отстраняется, вытирая слёзы со щёк. Её взгляд полон решимости:

— Собери вещи. Я уже договорилась с директором. Всё улажено.

Я киваю, чувствуя, как внутри смешиваются противоречивые эмоции. Страх перед будущим, облегчение от возвращения домой, грусть от прощания с местом, которое стало мне почти родным.

— Хорошо, — шепчу я, вытирая мокрые щёки. — Мне потребуется немного времени.

* * *

Джаспер

Стою на холодных, неровных камнях возле старого причала. Каждый камень под ногами шершавый, влажный от морской сырости и брызг. Ветер с залива дует прямо в лицо, несет запах соли, водорослей и чего-то металлического, предгрозового. Я не шевелюсь. Просто стою. И провожаю взглядом паром, который только что отчалил, унося с собой Дану. Неуклюжая, освещенная желтыми огнями громадина постепенно растворяется в густой вечерней дымке. Силуэт парома становится всё меньше и меньше, сначала теряя четкие очертания, потом превращаясь в расплывчатое пятно, и наконец, в крошечную, мерцающую точку на темнеющей глади воды. Скоро и она исчезнет.

Волны сегодня на удивление спокойные, ленивые и тяжелые. Они не бьются о камни с привычным грохотом, а лишь с шипением облизывают основание причала, оставляя белую пену, которая тут же тает, словно море замерло в ожидании чего-то. Эта тишина воды неестественна. Зловеща.

Но я знаю — это затишье перед бурей. Понимаю по тяжести в воздухе, которая давит на уши. Знаю по опыту. Море никогда не бывает по-настоящему спокойно. Особенно перед грозой.

На горизонте сгущаются чёрные, тяжелые, как свинец тучи. Они наваливаются на последнюю полоску светлеющего неба, поглощают последние, жидкие лучи солнца с жадностью, не оставляя им шанса. Свет гаснет стремительно, и сумерки наступают значительно раньше обычного. Воздух становится влажным, липким. Первый, резкий порыв ветра срывает с губ невольный вздох и швыряет в лицо горсть мелких, колючих капель. Погода, словно чувствует мое настроение.

Дана уехала, даже не попрощавшись. И это ранит сильнее, чем я ожидал. Пытаюсь понять причину её поступка,