Альфа-особь - Андрей Викторович Стрелок

''пророка''. Его молчаливая фигура в черной куртке и с автоматом на плече вызывала у людей трепет, будто он и вправду был живым чудом. Сотни глаз смотрели на него снизу вверх, и в каждом блестела смесь страха и надежды.

Сам он чувствовал себя неуютно. Весь этот религиозный бред вызывал раздражение, но Вадим понимал: спорить смысла нет. Толпа жила этим, и Самуил был ее нервной системой. Он умел манипулировать людьми мягко, почти искусно: где-то поднять голос, где-то приобнять старуху, где-то дать ребенку конфетку. Люди в нем видели отца и пророка.

Вадим же видел больше. За всей театральной напыщенностью Самуил на самом деле болел за своих, искренне хотел, чтобы эти сотни выживших не померли от голода и отчаяния. Он распределял пайки, организовал медпункт, оборону, заставил людей работать на общину, а не только на себя. Да, он прикрывался религией, но в глубине это был не психопат, а скорее фанатик, которому удалось превратить фанатизм в инструмент выживания.

''Неплохой менеджер, только с перекосом в сторону Библии,'' — думал Вадим, наблюдая, как люди жадно ловят каждое слово проповедника.

Ему самому было не по душе, что его выставляют ''первым из новых апостолов''. Но он молчал. Союзники нужны были позарез, и лучше толпа, которая заглядывает тебе в рот, чем толпа, которая готова разорвать. К тому же врачи реально работали, пусть и под лозунгами ''божественного промысла''.

А если Самуил зайдет слишком далеко? Вадим невольно усмехнулся. Тогда все просто. Весь Дом Советов держался на вере, что он, Вадим, избранный. Стоит ему щелкнуть пальцами, и те же самые фанатики перекинут свою веру на него. Переворот был делом одного слова и подмоги со стороны зараженных. Но пока что он играл роль.

Жизнь в Доме Советов текла в странном равновесии. Водой обеспечивал старый насос, работавший от генератора и качавший воду из скважины. Продукты — в основном консервы, крупы и сухпайки добывали рейдами по складам и супермаркетам, иногда за бартер выменивали у соседних групп выживших. Электричество выдавалось строго по расписанию: вечером на пару часов включались лампы и обогреватели. Кухня была в бывшей столовой, где за большими алюминиевыми котлами круглосуточно дежурили женщины и подростки, вываривая похлебки из того, что удавалось раздобыть.

Дети бегали по коридорам, играя в ''зараженных и благословленных'', где ''зараженных'' всегда разгоняли палками, а ''благословленные'' спасали всех, громко подражая Вадиму. Мужчины дежурили на баррикадах и крышах, где стояли самодельные турели из сваренных вместе труб и найденных пулеметов.

Снаружи, на площади, бродили орды обычных зомби, сектанты их не трогали. Люди верили, что зараженные слушаются Вадима и значит, бояться нечего. Но иногда ночами к стенам подходили развитые или стаи бешеных собак, и тогда дежурные открывали огонь.

Внутри царил почти порядок, но Вадим четко видел: все это держалось на хлипкой нитке веры. Люди выживали не только благодаря пайкам, а потому что Самуил заставлял их верить в смысл, а вера держала психику от краха.

Исаев, однако, был мрачнее обычного. Несколько дней он наблюдал за одним из ''иммунных'', мужчиной лет тридцати пяти, которого Самуил не раз ставил в пример. Тот много раз возвращался из вылазок исцарапанным, с укусами и рваными ранами, но всегда восстанавливался без признаков заражения. Настоящий герой общины. Теперь все изменилось.

— Вадим, — тихо сказал Исаев, когда они вдвоем проходили мимо медпункта. — У меня плохие новости.

— Ну, выкладывай, — нахмурился тот.

— Видел Левченко? Того, что ''неуязвимый''? У него пошли пятна на коже. Серые, плотные. Появились судороги, лихорадка и светобоязнь. Я проверил кровь, там мутировавший штамм. Он прорвал защиту.

— Гадство!

— Инфекция эволюционирует, даже внутри одной особи. С каждым зараженным организмом он меняет ключи, ищет слабые места. Левченко держался долго, но все равно сломался. Заражение идет по другому сценарию: трое суток после проявления симптомов, но он пока сохраняет рассудок.

Вадим помолчал, всматриваясь в серый свет из окна.

— То есть никто не в безопасности. Ни иммунные, ни... -он ткнул себе в грудь. — Ни такие, как я.

Исаев пожал плечами.

— У тебя все иначе. Но это тревожный сигнал. Если вирус научился ломать даже иммунных… боюсь, у нас еще меньше времени, чем мы думали.

Вадим выругался сквозь зубы. В голове сразу всплыло лицо Самуила, который вчера, стоя перед толпой, громогласно кричал о том, что ''благословение защитит каждого истинного верующего''.

Ну и что теперь? Когда ''неуязвимые'' начнут помирать один за другим или превращаться в монстров, что он скажет людям?

Он посмотрел на Исаева и заметил, что тот тоже понимает: вера толпы может треснуть в любую минуту. А вместе с ней и вся эта хрупкая крепость...

Путь к Аптекарскому острову пролегал через пустые кварталы, где ветер гонял мусор и обрывки афиш с давно отмененных концертов. Сопровождение привычно состояло пары развитых с Настей, двигавшихся цепью по бокам, словно черные тени. Настя шла рядом, внимательно оглядываясь. Двигаться большой группой не стоило, так менее заметно с воздуха.

Исаев шел в защитном костюме, натужно дыша сквозь фильтры респиратора, но глаза у него сияли: ученый азарт перебивал усталость и страх. Однако Вадим вдруг свернул с дороги, махнув Насте, и повел отряд в сторону подземных коммуникаций.

— Ты говорил, нам в клинику, — буркнул Исаев, нервно косясь на серые провалы люков и заросшие вирусными стеблями входы в подвалы.

— Дойдем, не переживай. Сначала кое-что покажу. Ты же хотел видеть все сам? Вот и смотри.

Спуск в улей встретил их тяжелым запахом сладковатой гнили и влажным теплом, будто внутри туннелей поселилась гигантская живая печь. Биомасса покрывала стены, шевелясь от малейшего сквозняка. В полумраке слабо светились голубоватые опухоли и нарывы, тянувшиеся в глубину.

— Господи, — выдохнул Исаев, поправляя фонарь на шлеме. — Это как если бы кто-то смешал муравейник, грибницу и мясокомбинат…

Вадим лишь хмыкнул. Он уже привык.

В дальнем отсеке они наткнулись на то, ради чего он и привел сюда ученого. Там подстилке из слизистой массы, сидели две фигуры, державшие в руках крошечных созданий. Исаев замер, прижимаясь к стене.

Это были младенцы зараженных второй стадии — миниатюрные, но уже полностью сформированные. Серая кожа блестела под слизью, крошечные когти цепляли переплетения биомассы, четыре глаза мерцали, словно угольки.

— Мать моя… — только и смог выдавить Исаев, глядя, как один из детенышей пытается укусить свисавший жгут вирусной поросли, а та откликнулась судорогой и выдавила каплю мутной жидкости. — Они... они жизнеспособны. Это… новорожденные.

— Угу, — кивнул Вадим. — Я тебе не говорил заранее, чтобы сам убедился. Инфицированные плодятся. Причем быстрее, чем мы думали. Беременность у