Третий Лад - Родион Создателев

— Имел грех, каюсь... А по сыну. Нет, владыка. Там сурьёз у Никиты, втрескался по уши в простолюдинку. Настасья мне в ноги падала...

— Шибко красивая?

— Зело хороша собой, ведьма. Сдобная бабочка. Охмурила она мне сына — беда, отче…

— После обмозгуем приключение. Сынок твой: сплошь в деда Юрия норовом, царствия ему небесного, — бегло перекрестился Митрополит. — Здесь tactus нужен — вопрос сердечный.

Милосельский тяжко вздохнул и потянулся рукой к кубку.

— Оставь, Василий! — рявкнул Святейший.

Князь вздрогнул и одёрнул руку назад.

— Будет тебе пьянить разум. Важнейший вопрос обсуждаем, княже! Трон мне боле нужен или твоей фамилии?

— Моей фамилии, владыка... Святейший, — глава Сыскного приказа заморгал очами, подобрал размякшее тело и уселся на резном стуле с удобством: расправив благородные плечи.

— Повторю тебе, князь: времечка мало в наличии! Государь — зело хворый. Отдаст Богу душу к завтрему — и кланяйся в ноги Царю новому, вседостойному Фёдору Ивановичу.

— Спаси Христос, — осенил себя знамением Милосельский.

— В Детинце наши людишки имеются?

— Есть один червь — подьячий Курицын.

— Сходись с ним, Василий Юрьевич.

— Кхм, добро. О чём разговор держать?

— Пущай шино́рой проникнет на кухню и плеснёт тайком зелья в какую похлёбку.

— Травить? — ахнул князь.

— Угомонись, божевольник. Покуда — никого не травим. Задача — чтобы царёв двор животами страдал. Дабы до ночи с горшков не слезали знатные, сразумел?

— Угум.

— Ты тоже отведаешь той похлёбки. Так что растолкуй червяку всё дотошнее. Чтобы в самом деле не потравил там вельмож.

— А мне к чему в том участвовать?

— Зорко следить будешь. Содом в Детинце поднимешь. Кричи, мол: “Кравчий — раху́бник, тать. Стравил царский двор, стерва…” — и тому подобное.

— Гм, — почесал чёрную бороду Милосельский.

— На завтра: налаживай дорожку к червю и кличь ко мне поутру Никиту Васильевича. Да передай сыну: пущай скромно едет, без базлану ненужного. Великие дела — с тишиной парочкой ходят.

— Мож переоблачиться ему: торгашом али дьяком?

— В Симеонов монастырь на аудеенц к Святейшему Митрополиту: купчина али дьяк? Мозгой шевели, благороднейший князь. Сей визит — моментумом вызовет кривотолки. Что за честь безвестному мужу? Рожу ему как изменить — разукрасить до неузнавания?

— Кхм, оно конечно...

— Пущай сам собой едет Никита. Только тихо, без шума. Люд и так ведает: я с вашей фамилией завсегда в приятелях. На исповедь ко мне шастаете — всего делов.

— Татаре разнюхают: князья, мол, зачастили к владыке…

— А тут — дело молвил, Василий Юрьевич.

Митрополит вернулся на своё место и уселся на резное кресло.

— Пущай разнюхают. Сеча за Трон — дело рисковое. Жеребец — не дурак. Разумеет Матвей: князья за просто так Престол не отдадут. А вот ежели он братца старшого сговорит ставки по сборам понизить — худо дело. Посадский народец кипит праведным гневом…

— Нам бы дровишек подкинуть, — с пониманием покачал головой Милосельский.

— Про Новгород слышал?

— А чего там? — с непониманием уставился князь на византийский клобук Митрополита.

— Слушки гуляют: волнуются северяне. Федька им тоже — задрал ставки по самую глотку.

— Бояр подкупил золотишком — ныне навёрстывает.

— Через его пакости — как бы Новгород не взбунтовался. Вольное семя — народец с гонором.

— Не посмеют, Святейший. Отец с Государем им хвост прижали. Да и баба там княжит, — усмехнулся Милосельский.

— Баба, а княжит толково.

Василий метнул взор на позолоченный кубок, но тут же наткнулся на колкий взгляд Митрополита и тихонечко вздохнул.

— Подведём консеквентиа, — строгим голосом молвил владыка. —На завтра: ладишь тропу к червю подьячему, а я: держу разговор поутру с князем Никитой.

Митрополит прочертил пальцем первую черту по дубовому столу.

— Другое дело: на послезавтра встретишься с татарским купцом и одаришь его золотишком. О чём разговор — скоро поведаю...

Митрополит прочертил вторую черту.

— Третье, — сверкнул очами владыка. — Соберись ты с духом, князь Милосельский. Наш ворог, Матвей Иванович, разумом крепкий боярин. За просто так его от Трона не отодвинешь.

Митрополит прорисовал третью черту.

— Святейший, — задумался Василий Юрьевич, — я про Яшку Лихого кумекаю всё...

— Сей дворянин — тоже не прост собой. Шахматёр любомудрый он. Карася подцепим на иной крючок. Как малиновый червь свершит наше предприятие — тотчас зарестуешь кравчего. На завтра к вечеру ко мне подъезжай, Василий Юрьевич, подробно обсудим. Ныне молви только: среди сыскных дьяков твоих найдётся такой — кто не затрусит царёву любимцу учинить розыск?

— Именно дьяк нужен, али всё же — подьячий?

— Кравчий при розыске будет — боярин Лихой. Подьячие тут — не по чину. Дьяк нужен: языкатый, не королобый, да не робкого десятка. А то задрожит какой фофа́н, как любимца Царя узрит — дело порушит...

— Сыщу, владыка. Кесарь — при смерти, все любимцы — на излёте. Есть один дьяк бредкий — Макарий Палёный. Потолкую с ним...

— Хозяйственный... или натуральный сыскарь?

— Натуральный, по сыскным делам.

— Старик?

— Не парень.

— Подмена будет ему? — сверкнул очами Святейший.

— Сыщем, — сглотнул слюну князь. — На то мы и Сыскной приказ.

— Ну и хвала Господу, Василий Юрьевич. А сейчас: хлебни винца, князь, смочи глотку. А то издёргался весь.

Милосельский схватил кубок и залпом осушил его.

— Владыка, — произнёс Василий, вернув кубок на стол, — я про Яшку Лихого желаю узнать. Какой у него загляд... ежели наше дело осилим?

— А ты не сразумел ещё, княже?

Милосельский провёл большим пальцем левой руки себе по шее... и в ожидании ответа уставился на Митрополита Всероссийского.

— Оно самое, Василий Юрьевич. То не грех, что дело... богоугодное. Ради блага Отчизны... творимое. Воистину, княже. Воистину.

Часть 2. Глава 4. Поганая уха

На Опричном Дворе верхом на конях сидел наизготове отряд в два десятка опричников. Рядом с ними имелась колымага с крытым ве́рхом при дядьке-вознице. Во главе отряда гарцевал на гнедом жеребце первый ворон — молодой князь Никита Милосельский. Глава Опричнины выглядел оторвиголовой, удальцом: ястребиный взор, чёрный кафтан с золотистыми и малиновыми позументами; на голове: шапка мурмолка с соболиным околышем и синей тульёй, закинутой назад.

Ворота Двора раскрылись и к