Точка Бифуркации XIII - Дейлор Смит

Вторая причина — это чрезмерная, почти болезненная озабоченность его собственной дочери Алисы молодым князем Черногвардейцевым. То, что княжна испытывает к Алексею чувства, секретом для Белорецкого не было — от опытного главы рода это невозможно было скрыть. Но то, с какой решимостью она рвалась сегодня в этот кабинет вместе с ним и братом, не желая слышать ни объяснений, ни предостережений, ни доводов о степени опасности, вызывало у отца закономерную тревогу и беспокойство.

Остановить её удалось лишь прямым, жёстким приказом. Голос, которым он его отдал, не терпел возражений. И тем не менее, к сказанному пришлось прибавить ещё и угрозу не вмешиваться в происходящие события вовсе, если она сейчас же не обуздает себя. И это сработало. А ещё — было обещание. Сделать для помощи Алексею всё, что было в их с Андреем силах.

«Не дай бог случись что теперь с Черногвардейцевым… как я потом буду смотреть ей в глаза?» — думал Евгений Константинович, сжав кулаки. Но и это было бы ещё полбеды. Настоящие переживания гнездились куда глубже. Чёрт с ними, с этими обидами — тут игра велась на том уровне, где Евгений Константинович, что было редкостью в его жизни, мало что решал. Сегодня князь всерьёз опасался за ментальное здоровье дочери в случае если что-то пойдёт не так… И всякий раз, когда мысли заходили слишком далеко, его взгляд сам собой возвращался к клинку цесаревича…

Ну и наконец, последний среди присутствующих, но первый по происхождению: наследник престола, Романов Глеб Владимирович. Молодой мужчина, облачённый в форму военного образца, так же как и все остальные, молча буравил взглядом пустоту перед собой, при этом старательно удерживая маску спокойствия на лице. Только вот вполне однозначный приказ отца, который он дал слово исполнить, расслабиться принцу отнюдь не позволял.

* * *

Встречать закат я предпочитал без клинка в руке и уж тем более не в бою. Последние месяцы я взял себе за традицию каждый вечер забираться на относительно невысокую, в пару десятков метров, скалу, и оттуда, с самого её обветренного, шероховатого пика, созерцать дивные красоты этого искусственного мира…

Да, осознание того факта, что всё вокруг ненастоящее, усиливалось у меня с каждым днём. С каждым новым рассветом, с каждой новой волной, монотонно бьющейся о берег, с каждым новым «перемирием» между мной и демоном. Бывали дни, когда мысль о бессмысленности происходящего буквально выжигала мне мозг, заставляя зубы сжиматься до скрежета. Не раз доходило до того, что я принимал для себя судьбоносное решение: устроить финальный, без права на отступление, бой с Самаэлем. Последний. Насмерть. Без пощады. Без попыток сохранить себя. Как это заканчивалось? А никак. Мы просто бились до полного опустошения. До гула в ушах. До красной пелены перед глазами. До того момента, когда разум начинал путаться в собственных образах и терял грань между болью и безумием. А потом… наступала пустота.

Иногда это и вовсе выглядело извращённо забавно. Мы лежали на горячем песке, обожжённом местным светилом, и лупили друг друга с метрового расстояния. Хотя слово «лупили» — это слишком громко сказано. Правильнее будет сказать: раз в полминуты мы поочерёдно пытались нанести «неожиданный» удар, а потом копили силы на его повторение. В такие моменты я понимал, насколько далеко мы ушли за грань здравого смысла. И насколько близко оказались к животной, первобытной форме существования. Или уже давно перешли эту черту — просто не заметили?

В какой-то момент, после череды таких изматывающих «боёв до последнего вздоха», я для себя принял простую, болезненную, холодную как металл истину: победить кому-то из нас в бою просто не суждено. Возможно, это даже ограничивалось неизвестными мне законами этого иллюзорного мира. Возможно, он был сконструирован таким образом, чтобы поддерживать в своих пленниках вечную борьбу — замкнутый цикл страдания, злобы и бессилия. И вот именно тогда, впервые за долгое время, неожиданно в мою голову начали закрадываться совсем другие мысли. Мысли… о смерти.

Нет, не в том плане, что я опускал руки и проникался мыслью бесславно сдохнуть. Это не было порывом уничтожить себя из слабости. Это было скорее рациональное решение: если умереть здесь, если по-настоящему, безвозвратно умереть — может быть, произойдёт сбой в системе? Может быть, тело освободится, а сознание вырвется из ловушки кольца? Мне вдруг отчаянно стало казаться, что только в этом случае появится хоть какой-то реальный шанс отсюда выбраться.

Поэтому последние недели я всё чаще стоял на краю этой скалы и вглядывался в алое небо, в тускнеющий диск закатного солнца, в ленты облаков, похожие на потёртые пергаменты. Слушал, как где-то далеко, у самого горизонта, рокочет гром. И в голове невольно крутились слова старой знакомой песни:

«Разбежавшись, прыгну со скалы…»

Глупая строчка. И в то же время — пугающе уместная. Я поднимал взгляд к небу, вдыхал горячий, сухой воздух, чувствуя, как он обжигает лёгкие, и ловил себя на мысли, что почти готов.

Впрочем, до реальных действий доводить эту задумку я всё же не осмеливался. Не тот характер, не то мировоззрение. Да и не так я привык завершать дела. Зато в голове постепенно зрела другая идея. Не менее самоубийственная, но более дерзкая. Более… правильная, что ли. От неё, в отличие от бесславной мысли разбиться о скалы, хотя бы чуть-чуть пахло благородным стремлением превозмогания, борьбы, попытки вырваться. Пусть и безумной.

— Ну что тебе неймётся, чёрт безмозглый⁈ — глянув вниз, злобно бросил я, когда краем зрения заметил, как знакомая туша «незаметно» крадётся вверх по скале. — Я тебя уже едва ли не жопой чувствую, диверсант херов.

С этими словами я тут же отправил в сторону архидемона рой светлячков. Яркие, пульсирующие, жужжащие огоньки вмиг облепили его лицо, затмевая взор. Секунда — и первым в дело пошёл большой булыжник. Потом ещё один. И ещё. Камни, порой размером едва ли не с половину тела самого Самаэля, с глухим грохотом вырывались мной из скалы и со свистом отправлялись на голову врагу.

Вследствие такой направленной атаки демон тут же сорвался вниз. Падение было впечатляющим: его тело врезалось в каменные выступы, срывалось с них, перекручивалось, оставляя за собой цепочку пыли, гравия и хриплых проклятий. В какой-то момент он зацепился когтями за острый край скалы, но тут же получил по пальцам ещё одной порцией камней и, взвыв, полетел дальше.

На первый взгляд — победа. Выглядело со стороны это довольно жутко и не очень совместимо с жизнью, но в третий раз на