Кортик: За честь и верность 2 - Сергей Благонравов

— оно разошлось швами, обнажая бесконечную сеть серебристых нитей, переплетенных в причудливый узор. Я ступил вперед, и в тот же миг мое тело растворилось, превратившись в часть этой космической паутины. Каждая нить вибрировала под моим невесомым прикосновением, передавая сокровенное знание о точках своего крепления в реальности.

Одна нить, толстая и упругая, вела к знакомому месту в парке — я чувствовал ее надежность, словно это была натоптанная тропа. Другая, тонкая и дрожащая, уходила в подземные лабиринты, о которых не знал никто. А там, вдали, мерцали ледяные нити, ведущие в такие глубины мироздания, куда человеческое сознание проникать не должно. В этот миг я стал пауком, скользящим по паутине судьбы, где каждая точка крепления была дверью в иной мир.

Я материализовался в парке, и первое, что ощутил — особенный питерский холод. Он не кусал кожу резко, как московский мороз, а проникал внутрь постепенно, пропитывая одежду сыростью, оседая каплями тумана на ресницах. Воздух был густым от смеси запахов — снега, подтаявшего за день и вновь застывающего к ночи, дыма из далеких труб, кисловатого дыхания гранитных набережных.

Снег ложился неровным покрывалом. На мраморных статуях он скапливался пушистыми шапками, на чугунных решетках — застывал хрупкими перьями, а на дорожках превращался в сероватую кашу, испещренную следами дневных прогулок. Желтый свет фонарей, размытый влажным воздухом, создавал вокруг себя молочные ореолы, в которых кружились редкие снежинки. Где-то вдали, за деревьями, глухо поскрипывал лед на Неве, а еще дальше — угадывался приглушенный гул ночного города, словно завернутый в несколько слоев зимней тишины.

Я стоял неподвижно, позволяя доспеху впитывать новые ощущения. Петербург встречал меня иначе, чем прежде — теперь он видел во мне не просто гостя, а часть древней системы, гораздо более старой, чем эти гранитные набережные и позолоченные шпили. Город будто присматривался ко мне, затаив дыхание, готовый либо принять, либо отвергнуть нового хранителя своих тайн.

Я решил не вызывать такси и пройтись по ночному городу пешком, проверяя свои новые возможности. То растворялся в тенях, становясь невидимым для случайных прохожих, то сливался с кирпичными стенами домов, как хамелеон, принимая текстуру и цвет поверхности.

Параллельно я пробовал удерживать связь с порталом, от которого постепенно удалялся. Нить ощущений тянулась за мной, как невидимая пуповина, но примерно на расстоянии трех километров я почувствовал, как она рвется. Неясно было, то ли это предел моих физических сил, то ли магических. Можно ли его расширить? Нужно ли?

Чем дольше я шел, тем сильнее разгорался внутри голод. Доспех требовал подпитки, и я понял, что до бифштекса в приличном ресторане мне не дотянуть.

На набережной, у кромки льда, светился яркий ларек с шаурмой. Вокруг него толпились таксисты — машины с желтыми огнями на крышах, водители в потертых куртках, курящие у открытых дверей. Хороший знак, подумал я. Если местные таксисты здесь едят, значит, шаурма достойная.

Я заказал двойную порцию, с сыром, мясом и обязательно с халапеньо. Горячий лаваш, пропитанный соусом, хрустел в пальцах, а первый укус взорвался во рту бурей вкусов — острый, сладкий, дымный. Я ел медленно, смакуя каждый кусок, запивая крепким сладким чаем из пластикового стаканчика.

Доспех отозвался удовлетворенным теплом, будто наконец получил то, чего жаждал. Голод отступал, но я знал — это лишь временная передышка. Впереди предстояло еще многое узнать, многое проверить.

А пока... пока я стоял у Невы, смотрел на темную воду и жевал последний кусок шаурмы, чувствуя, как город вокруг меня дышит, живет и хранит свои тайны.

Мир вокруг постепенно обретал новые оттенки - холодные сине-стальные тона энергетических потоков смешивались с привычными городскими красками. Ощущение силы возвращалось ко мне волнами, словно приливная волна наполняет высохшее русло. Я вновь обратился к сенсорам доспеха, пытаясь разгадать его новые возможности, как вдруг...

...мои пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Где-то совсем рядом находился еще один доспех! Теперь я понимал, о каком чувстве говорил младший Фрост - доспехи действительно ощущали присутствие друг друга. Но кто это мог быть? Друг, готовый помочь? Или враг, выжидающий момента для атаки?

Я мысленно обратился к своему доспеху: "Кого мы чувствуем? И ощущает ли нас тот носитель?" Ответ пришел мгновенно - вибрацией по позвоночнику и четким пониманием: пока я остаюсь в режиме скрытности, мое присутствие невидимо для других.

"Что ж, - подумал я, - пришло время выяснить, кто еще скрывается в ночном городе". Направившись пешком в сторону исторического центра, где когда-то селилась знать, я заметил, как изменилась моя походка - шаги стали бесшумными, а тело автоматически выбирало самые темные маршруты между особняками XIX века.

Фасады старинных зданий, подсвеченные желтыми фонарями, бросали на мостовую причудливые тени. Где-то в этом лабиринте из камня и истории скрывался другой носитель. Я чувствовал его присутствие все отчетливее с каждым шагом - пульсирующий сигнал то усиливался, то почти исчезал, будто тот, кто его излучал, тоже пытался оставаться незамеченным.

Я вышел на набережную Мойки, где тьма ночи смягчала строгие линии старинных особняков. Здесь каждый дом дышал историей – фасады в стиле северного модерна с гранитными атлантами, чугунные ограды с позолотой, высокие окна с витражными стеклами. Лунный свет скользил по карнизам, выхватив из темноты лепные гербы и замерзшие каменные лики на фронтонах. Воздух пах снегом, речной сыростью и едва уловимым ароматом старины – смесью полированного дерева, книжной пыли и выветрившегося за века камня.

Вдоль набережной стояли припаркованные дорогие автомобили – черные люксовые седаны с тонированными стеклами. Их бронированные кузова блестели, как панцири жуков, отражая свет редких фонарей. Я замер, когда заметил движение у одного из особняков – массивная дубовая дверь с медной табличкой приоткрылась, выпуская узкую полосу теплого желтого света.

Человеческая фигура промелькнула в дверном проеме слишком быстро, чтобы разглядеть детали. Лишь мелькнул край темного плаща и блеснуло что-то металлическое – может быть, пряжка ремня или... часть доспеха? Дверь бесшумно закрылась, но я успел заметить, как в окнах второго этажа дрогнули тени – кто-то поднимался по внутренней лестнице.

Я прижался к стене соседнего дома, позволив доспеху усилить мои чувства. Через каменную кладку доносились приглушенные звуки: скрип паркета, щелчок выключателя, затем... металлический лязг, похожий на звук раскрывающихся пластин доспеха. Но было ли это реальностью или игрой воображения?

Передвигаясь как тень, я обошел особняк. В одном из окон второго этажа виднелся слабый голубоватый отсвет – будто от экранов мониторов или... энергетического ядра. Мой доспех отозвался едва заметной вибрацией – тот, кто находился внутри, определенно был