Эпоха Титана 2 - Артемий Скабер

Я хмыкнул про себя. Вот только я тут зачем? Зачем Борис меня позвал? Разбирались бы сами. Потом всё устаканилось бы, и я мог бы спокойно пойти в столовую. Наконец-то поесть.

Напряжение росло. Охрана корпуса наконец-то опустила оружие. Автоматы ушли вниз, стволы к земле. Выдохи облегчения прокатились по рядам, кто-то даже присел, разминая затёкшие ноги.

СКА тоже расслабились. Не до конца, но напряжение спало. Пальцы убрали со спусков.

— Будет… весело, — хмыкнул Борис рядом со мной.

Он затушил очередную сигарету и сразу полез за новой. Пальцы дрожали, когда он прикуривал.

Ворота снова начали закрываться. Скрежет, лязг.

И снова остановились.

Что? Ещё кто-то припёрся?

На территорию въехала третья машина.

И эта была… другой.

Гораздо больше двух предыдущих. Чёрная, но не просто чёрная — какая-то особенная, поглощающая свет. Без единой царапины, будто только с завода. Металл идеально полированный, отражал прожектора мёртвыми бликами.

Окна — не просто тонированные. Они вообще не пропускали свет. Как будто внутри просто нет окон, а сплошной металл.

Гробыч замер, лицо побелело. Бойко тоже застыл, даже рот приоткрыл. Чешуя отступил на шаг назад, инстинктивно. За ним Чемезов сделал то же самое. Даже охрана задёргалась, автоматы дрогнули в руках.

— Кто это? — тихо спросил я у Матросова, не отрывая взгляда от машины.

— Не знаю… Понятия не имею, — Борис сглотнул, сигарета дрожала в пальцах.

Машина встала. Прямо в центре, между двумя генеральскими авто. Двигатель заглушили.

Тишина.

Никто не двигался. Все смотрели на чёрную машину и ждали. Даже дышать, казалось, перестали. Кто бы ни был в этой машине — это кто-то, кого боятся даже генералы СКА.

Прожектора высветили каждую деталь: идеально гладкую поверхность, хромированные ручки, эмблему на капоте — какой-то герб, которого я не узнал.

Секунды тянулись. Десять. Двадцать. Тридцать.

Дверь машины открылась.

Медленно. Плавно. Будто специально тянули момент, наслаждаясь эффектом.

Из неё выбрался мужчина.

Высокий. Стройный. Форма не военная — дорогой костюм, тёмный, идеально сидящий. Плащ поверх, длинный, до икр, развевается на ветру. Седые волосы зачёсаны назад. Лицо аристократическое — острые черты, тонкие губы, орлиный нос. Глаза холодные, серые, оценивающие.

Он двигался неспешно, будто прогуливался в парке, а не въезжал на территорию военного корпуса, где только что чуть не началась стрельба.

Перчатки кожаные, дорогие. Трость с серебряным набалдашником в правой руке постукивала по асфальту с каждым шагом. Звук гулкий, чёткий. Вокруг него будто образовалась зона тишины, даже ветер стих.

Оба генерала застыли. Гробыч сглотнул, шрамы на его лице побелели ещё сильнее. Бойко выпрямился, но руки за спиной сжались в кулаки.

Чемезов вообще как будто окаменел.

Матросов рядом со мной тяжело дышал. Смотрел на мужчину широко распахнутыми глазами. Потом, совсем тихо, одними губами:

— Змеев.

Я перевёл взгляд обратно на мужчину. Тот остановился между двумя генералами. Окинул плац взглядом, задержался на мне. На секунду, потом перешёл дальше, к охране, к ловцам.

— Господа, — произнёс он, и голос у него был мягкий, почти ласковый. — Какой у нас здесь… театр.

Он улыбнулся. Тонко, едва заметно.

* * *

Патрушев у окна.

Глава корпуса смотрел на двух генералов из СКА, что расположились внизу, на плацу, и потел. Пот стекал по вискам, капал с подбородка на воротник. Рубашка промокла насквозь, прилипла к спине холодным, мерзким полотном.

Руки дрожали так сильно, что он вцепился в подоконник, чтобы хоть как-то их контролировать. Дерево скрипело под его пальцами. Ногти впивались в старую краску, отдирали её слоями.

Внизу стояли генерал Гробыч и генерал Бойко. Два старика. Две легенды СКА. И две враждующие фракции.

Будет битва. Патрушев не сомневался в этом ни секунды.

Бойко и Гробыч не друзья. Даже не соперники — враги. Каждый тянет одеяло власти на себя. У одного связи в столице, у другого — армия фанатиков.

— Будут делить свою власть, — прошептал Патрушев, дыхание сбилось. — Делить свою чёртову власть. И делать это в моём корпусе. В моём!

Он сглотнул. Горло сухое, будто песком набили. Язык прилип к нёбу.

— Ну всё… — выдохнул он. — Всё. Конец.

И тут его сердце сжалось. Будто железный кулак схватил его и начал давить. Боль пронзила грудь, отдала в левую руку, в челюсть. Резкая, жгучая.

Патрушев схватился за грудь, согнулся. Воздуха. Не хватает воздуха. Он раскрыл рот, пытаясь вдохнуть, но лёгкие не слушались. Панику. Начиналась паника.

«Не сейчас. Только не сейчас. Не инфаркт. Пожалуйста, не инфаркт».

Трясущаяся рука полезла в карман за таблетками. Пальцы не слушались, скользили по ткани. Наконец нащупал пузырёк. Выдернул его, чуть не уронил. Крышка не поддавалась. Он крутил её, ругался сквозь зубы, злился на собственную слабость.

Наконец открыл. Высыпал на ладонь три таблетки. Или четыре? Плевать. Закинул в рот, разжевал — горькие, мерзкие, но работают быстрее. Проглотил без воды, поперхнулся, закашлялся.

Стоял, согнувшись, прижав ладонь к груди, и ждал. Считал секунды. Десять. Пятнадцать. Двадцать.

Боль начала отступать. Медленно, нехотя, но отступала. Сердце всё ещё колотилось бешено, но уже не сжималось так убийственно.

Патрушев выпрямился. Провёл ладонью по лицу. Пальцы влажные от пота и тут, сквозь пелену в глазах, он увидел.

Ещё одна машина.

Она въезжала на территорию корпуса. Огромная. Чёрная. Дорогая — даже отсюда, с третьего этажа, это было видно. Такие не бывают у простых военных. Такие у людей, чьи имена произносят шёпотом.

Патрушев замер. Вцепился в подоконник ещё сильнее. Костяшки побелели.

Что? Кто ещё?

Машина встала между двумя генеральскими авто. Двигатель заглушили.

Тишина.

Патрушев ждал. Смотрел, не моргая. Сердце снова начало ускоряться, но уже по другой причине. Не от боли — от предчувствия. Дурного, тяжёлого предчувствия.

Что же за третья сила? Кто настолько важен, что даже два генерала СКА застыли и смотрят на эту машину с опаской?

Минута прошла. Долгая, мучительная минута.

Вторая.

Третья.

«Кто там? Кто там, чёрт возьми⁈» — кричал внутренний голос Патрушева.

И вот дверь открылась.

Медленно. Плавно. Будто специально тянули момент.

Из неё выбрался мужчина.

Высокий. Стройный. Форма не военная — дорогой костюм, тёмный, идеально сидящий. Плащ поверх, длинный, до икр, развевается на ветру. Седые волосы зачёсаны назад. Лицо аристократическое — острые черты, тонкие губы, орлиный нос.

Патрушев прищурился. Всмотрелся и узнал.

— Змеев? — пробормотал он, голос сорвался на шёпот. — Ч-т-о?

Он пошатнулся. Схватился за подоконник обеими руками, чтобы не упасть. Колени подкосились.

— Что он тут делает? — Патрушев качал головой, не веря глазам. — Змеев. Граф Змеев. Один из советников императора. Здесь. В моём корпусе.

Мысли метались, сталкивались, не складывались в