Игра в умолчания - Макс Мах

– Так она тебе и дала! – хохотнул второй, словно лопнул пузырь болотного газа. – У нее вона конюх с господской конюшни. Видал? Плечи во! И кулак с твою голову.

– Ну, это да.

– Так чего тогда гундеть? Белянка твоя не под тебя стелется, а тут хошь что с девкой делай, в своем праве!

– Ну, это да, – согласился первый. – Только страшненькая и дылда…

– А ты не смотри! – снова хохотнул второй, и у Тины от омерзения перехватило на мгновение дыхание. – Ты пользуй! У ей все одно все, как у всех прочих баб, что спереди, что сзади.

– Это да, – неуверенно согласился первый.

– Не да, а да! – ответил ему второй.

– Девка эта хозяйке все равно живая не нужна, а нам с тобой прям подарок! И ты еще сомневаешься?

«Не сомневайся! – подтвердила Тина мысленно. – Я подарок! Твой! И твой! Последний!»

Мужчины подошли к двери, и один из них завозился с ключами.

«Сейчас!» – Тина бросила на язык оставшиеся два кристаллика и…

Она не успела осознать того, что случилось после. Ни вкуса «сольцы», ни стремительных превращений. Просто она стала бурей, штормом, втиснутым одним великим движением в хрупкое человеческое тело.

Дверь распахнулась, и Тина шагнула навстречу слугам леди де Койнер. Она не знала, кто из них Первый, а кто – Второй, и не желала знать, но одному она полоснула по горлу бритвой, а другому – вырвала кадык. Два эти движения слились в одно вместе с плавным изгибом тела и шагом вперед. Мгновение, и, переступив через хрипящих, извивающихся в агонии подонков, Тина вышла в коридор. Факел, который принесли с собой насильники, был воткнут в кольцо на стене, и на какой‑то краткий миг Тина подумала, что он может ей пригодиться, но сразу же поняла, что это не так. Ей больше не нужен факел, чтобы видеть пути.

«Пустое…»

Запах болотных испарений вел ее по галерее, разматывая в обратном порядке череду шагов мертвых врагов.

«У меня… – Мысли не свойственны шторму, и буря не разбирает смысла слов, но что‑то более сильное, чем свобода и дарованная „сольцой“ безумная мощь, пробивалось к поверхности осознания из глубин души. – Мало… времени…»

Коридор закончился, едва начавшись. Лестница, поворот, ощущение присутствия живого существа, не имеющего ни запаха, ни вкуса. Душа, а не тело, движение без движения, и странное чувство узнавания.

– Ты умер, Ремт? – спросила она.

– В общем‑то да. – Он явно растерялся и впервые не знал, что сказать.

– Жаль, ты был славным чудаком, граф…

– Откуда ты?.. – А теперь Ремт был потрясен.

– Одна знакомая… Впрочем, не важно. Я умираю, Ремт. Что с ди Креем?

– Мне нужна тряпка…

– Держи! – Она не спросила, зачем. Время поджимало, и ей следовало спешить.

Одним коротким движением Тина оторвала рукав камзола и протянула его сгустку мрака, скопившемуся у каменной стены. Что‑то, намекающее на рисунок человеческой руки, протянулось навстречу и схватило плотную ткань.

– Хвала господу! Теперь я могу спасти Виктора! Обожди здесь, девочка… – Голос Ремта звучал неуверенно, он и сам, верно, не знал, что сказать.

– Поздно, – объяснила она. – Иди!

И сама пошла вверх по лестнице. Шаг, два… Дороги в этом мире заканчивались, едва только начинались. Дверь оказалась не заперта, и, толкнув ее, Тина попала в галерею первого подземного уровня. Сюда через длинное и наклонное окно‑колодец откуда‑то сверху лился бледный свет луны. Он был невероятно ярок и заполнял все пространство казематов ослепительным сиянием ночи. В первое мгновение, оказавшись в этом потоке, Тина заморгала и едва не залилась слезами, но быстро с собой справилась и без промедления бросилась к лестнице, видневшейся в конце галереи. И как раз в этот момент она услышала грохот, донесшийся сюда, в глубины земли, с верхних – жилых – этажей. Звуки были недвусмысленны и ужасны. Кто‑то крушил там, наверху, мебель и выламывал двери. Вместе с вещами гибли, разумеется, и люди. Стоны умирающих, вой собак, крики, брань, лязг оружия, звон бьющегося стекла, треск раскалывающихся кувшинов и плошек.

«Ужас… Летящий на крыльях ночи… Стихи? Чьи?»

Тина распахнула очередную дверь и оказалась на разгромленной кухне. Казалось, не прошло и мгновения с тех пор, как девушка услышала звуки боя, но здесь все уже было кончено. В лужах масла, вина и крови валялись обломки разбитых столов и скамеек, черепки, котлы, железная и медная утварь, погнутая, сплющенная, раздавленная, и тела мертвых мужчин и женщин. Трое, четверо, пятеро… Оружие не пригодилось или оказалось бесполезно, смерть настигла каждого из них, свернув головы, сломав спины, насадив, словно кусок ветчины на стальной вертел для жарки баранов.

«Бараны!»

В два прыжка Тина преодолела расстояние до сорванной, но оставшейся висеть на одной петле двери. Теперь перед ней открылся вид на замковый двор. А звуки сражения между тем стремительно удалялись, рассыпаясь эхом под сводами паласа и где‑то еще в лабиринте построек. Тина отбросила дверь в сторону и вышла под открытое небо. Воздух был морозно свеж, но пах кровью, потом и мочой. На каменных плитах, на мелком булыжнике под яростным лунным светом валялось еще с дюжину тел. Кого‑то уронили со стены, кто‑то принял смерть прямо здесь, во дворе, успев даже обнажить меч, а одного воина выбросили из замковой церкви через витраж надвратного проема в форме розы. Можно было только гадать, кто способен на такой бросок, но Тине было не до загадок. Ее время истекало, а дело все еще не было завершено, и она решительно направилась к лестнице на стену.

– Не спеши, девочка! – Голос как голос, но почему тогда от него кровь стынет в жилах, даже кровь, вскипяченная смертельной дозой «сольцы»?

Тина резко обернулась. Он стоял в нескольких шагах от нее – молодой мужчина со старыми глазами. Высокий, на две головы выше ее, широкоплечий и темнолицый, он был одет