Танец Ведьмы - Blackmourne

были безусыми юношами с мозолями лишь от плуга и топора. По-настоящему боеспособными частями были лишь его личные дружинники, многие из которых сражались три года назад на этих стенах, да сотня гвардейцев, которых привёл Айр.

Громкий стук заставил старика вздрогнуть, вернувшись из размышлений. Подойдя к столу, он сел в кресло и громко воскликнул:

— Входи!

Распахнув дверь, внутрь зашёл молодой парень в тяжёлой броне, снял шлем-бацинет с глухим забралом и, сдёрнув латную перчатку с правой руки, вытер пот со лба. Последние два дня он почти не спал, простая разведка обратилась дикой погоней — ему лишь чудом удалось сохранить жизни большей части отряда, потеряв лишь двоих.

— Свежеватели уже в каньоне, но продвигаются медленно. Тянут обоз из Гурдрун, ставят временные лагеря, как и три года назад — готовятся основательно. Это будет полноценное вторжение, мессир, — холодно доложил сотник, ударив кулаком себя в грудь. — Мы нарвались на несколько охотничьих отрядов, они уже разбрелись по дальним хуторам, боюсь, что людей…

— Гражданские уже в крепости, — успокоил его Хардебальд. — Было у меня припоганое чувство ещё когда твари повалили из леса, так что я решил не повторять прошлых ошибок. Мы вывезли всех поселенцев и подготовили караван — они под конвоем отправятся в земли Эбельбаха в ближайшее время. На твои плечи ляжет задача по их охране. Много человек с тобой отправить не смогу — возьмёшь десяток гвардейцев, второй отряд будет из дружинников, его поведёт Люгер Трей.

Айр задумался, прикидывая, сколько займёт путь с караваном туда и обратно, и решил возразить:

— Господин, я не уверен, что успею вернуться к началу осады. Возможно, лучше доверить это сэру Трею?

— Тебе и не нужно будет возвращаться. Мы здесь не сдюжим, если свежевателей будет хотя бы столько же, как и в прошлый раз. Нужно поднимать баронов, но, к несчастью, герцог Восточный сейчас в отъезде — он полгода назад отплыл в Ларию. Потому от лица Хранителя Севера ты объявишь общее собрание. Для начала нужно будет заручиться поддержкой графа Эбельбаха, а затем...

— Вряд ли они меня будут слушать, мессир. Я же говорил вам по прибытию. Там каждый спит и видит — урвать кусок земель от соседей, а меня и вовсе считают выскочкой, грязным бастардом. Если кто и сможет собрать военные силы, так это исключительно вы, — Лотаринг снова решился оспорить приказ.

Хардебальд склонился над столом, глядя в разбросанные по нему депеши и письма. Он, разумеется, понимал, что паренёк прав, но…

— Я устал бегать от сражений, в которых могу проиграть, — выдохнул ветеран и, прикрыв глаза, продолжил: — Понимаешь, в чём дело... Всю свою жизнь я вступал только в те битвы, где имел высокий шанс на победу. А до этого — отступал, выжидал лучший момент, пытался получить тактическое или численное преимущество. Оборона этой крепости требует того, чего мне всегда не хватало — безрассудной отваги и умения стоять до конца, по колено в крови, на собственных кишках. Я уже достаточно стар, чтобы думать о приближении смерти. Закрывая глаза, вижу лица многих отважных мужей, что остались жить исключительно в моей памяти. Хочу уйти так, чтобы быть их достоин.

— Я понимаю ваши чувства, мессир. Но долг важнее наших желаний, и он требует, чтобы вы жили — ради королевства, ваших вассалов и подданных. Я уже бился в этой крепости однажды, и мы выстояли. Оставьте всё на меня. Клянусь, пока жив — форт не падёт! — лязг железа от удара в кирасу прозвучал в подтверждение клятвы.

Комната погрузилась в тишину. Хардебальд встал и прошёлся до окна, бросив на север долгий, настороженный взгляд. Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы кошмар, случившийся тридцать лет назад, больше никогда не повторился. Он чувствовал, что свежеватели — это лишь вестники чего-то по-настоящему жуткого, питающегося человеческими страданиями и свежей кровью. И если дать этому «нечто» достаточно времени, чтобы разожраться, — остановить его станет почти невозможно. Даже объединённой мощью всего королевства.

Но… При дворе в лучшем случае считали, что он преувеличивает угрозу, чтобы получить больший политический вес. В худшем — называли безумцем. За глаза, разумеется. Старый ветеран всё ещё мог постоять за свои слова — острым клинком.

Долг — тяжёлое слово. Добровольное бремя, которое определяет твою жизнь, заставляет принимать такие решения, на которые ты бы никогда не решился при иных обстоятельствах. Хардебальд был человеком долга. А потому не мог себе позволить быть героем. На эту роль всегда назначался кто-то другой. Когда-то давно — Байрн Грейсер. Теперь это был Айр Лотаринг.

— Да будет так, — резко согласился Хранитель Севера. Его плечи опустились, морщины стали глубже, а