Лучший мир. Хельг - Дмитрий Анатольевич Васильев

две недели Крон Реднекс, опираясь на грубо вырезанный посох, стал выходить на улицу. С каждым днем преодолевая все большее и большее расстояние, он уже через неделю был в состоянии пройти через поселок по нескольку раз на дню.

И всякий раз, где бы Крон не останавливался, с кем бы он не заводил беседу, он сеял в душах собеседников семя сомнения. У кого-то оно так и засыхало, попав на каменистую почву привитых с детства моральных, нравственных и этических принципов и догм, но у большинства давало свои всходы, вырастало и окутывало душу ветвями недоверия и смущения.

Оставаясь наедине с самим собой, тот или иной житель поселка, часто задумывался о том, а правильно ли он живёт? Неужели весь остальной мир, живущий по иным правилам, нормам и законам ошибается, и только в Сидабро настоящая, истинная вера и уклад жизни?

А однажды случилось неведомое. То, чего никогда ранее не бывало, то, что вызвало неоднозначную реакцию и не оставило никого равнодушным.

После первой брачной ночи молодоженов Томака и Росицы, простыня оказалось абсолютно белой, без следов крови…

- Так, может он её того?! Ну, в смысле наоборот, не того, а надо было того, - неловко показывая жестом соитие мужчины и женщины, поинтересовался кривой на правый глаз Калоян, двоюродный дядя жениха. – Томаку хоть объяснили, что он с молодой женой должен делать?

- Не городи ерунды, Калоян, - Радко, отец Томака, с силой приложил ладонью по столу, стоящему под яблоней. – Видать, вино до сих пор туманит твои мозги. Томаку семнадцать лет, думаешь, он не ведает, как детки делаются?

- А кто его знает, - Калоян пожал плечами. – Может у него не получилось. Не у всех с первого раза получается!

- Порченная девка, гнать со двора поганой метлой! – гневно размахивая руками, закричала мать Радко. – Не место этакой оторве в нашей семье! Да что там со двора, из поселка её гнать надо! Всю их семью.

- Ты чего разошлась, старая?! – дед Филипп, сосед вдовы Амелы, грозно глянул на бабку. – Или, может, мне поведать обществу, что ты на сеновале с моим младшим братом делала безлунными ночами?

- Ложь! Лжешь ты старый, - раскрасневшаяся бабка с пеной на губах принялась доказывать свою непричастность. – Мы с ним просто дружили, а ночью на звезды смотрели.

- Ишь ты! – слова бабки вызвали смешки у окружающих, а дед Филипп улыбнулся так, что окружающие узрели его беззубый рот. – На звезды они смотрели! А как потом тебя мой братец надоумил после первой брачной ночи палец порезать и простыню кровью испачкать, тоже ложь?!

- Ложь, истинно говорю вам, ложь! Люди, не верьте ему!

- Так может сходим к «Прорехе правды»? – жестко глядя на бабку, задал вопрос дед Филипп и стоило ему задать вопрос, как смех, шутки и разговоры умолкли, а глаза всех присутствующих обратились к бабке. «Прорехой правды» называли отверстие в пещере, где, по легенде, некоторое время жил бог Амнаш. Среди жителей поселка ходило поверье, что, если засунуть в отверстие руку по локоть и солгать, божественная сила отрубит руку. – Идем?!

- Вот ещё, - злобно ответила бабка. – Куда я пойду, со своими больными ногами?! Это же в гору надо подниматься! И вообще, у меня скотина еще не кормлена.

- Я внуков попрошу, они тебя на руках к пещере доставят, - не унимался дед. – А внучки скотину покормят. Ну-ка, молодцы, хватайте бабку и несите её к пещере Амнаша!

- А-а-а, - заверещала бабка, упав на землю и вцепившись руками в ножки стола. – Не пойду, не пойду! Не трогайте меня, у меня скотина не кормлена!

- Уберите руки от моей матери, - грозно рыкнул Радко. - Покуда я их вам не поломал! А ты, дядька Филипп, поди прочь с моего двора и более здесь не появляйся.

- Я-то пойду, - ухмыльнулся дед Филипп. – Только ты прежде подумай. Стоит тебе со мной таким тоном говорить.

- Ты мне не родич и не друг…

- Заблуждаешься, - дед Филипп с холодным спокойствием перебил темпераментного Радко. – Уж очень ты на брата моего покойного похож. Тот тоже горяч был не в меру!

- Да я тебя за такое поношение… – Радко, сжав кулаки, сделал шаг к деду, но на его пути оказался племянник Филиппа и окружающие с удивлением обнаружили сходство между ними. Оба рослые, свирепые, с лобастыми головами на мощных шеях…

- Как же так, - одна из тетушек Томака удивленно захлопала глазами. – Так ведь нельзя было бабке Смиле с семьей деда Филиппа в брак вступать. Светочи запрещали!

- Пущай светочи в этой ситуации и разбираются, - прошамкал беззубым ртом дед Филипп. – А то ишь, из поселка вдову с детьми гнать придумала, старая дрянь!

- Закрой свой грязный рот, - зарычал Радко. – А не то я не посмотрю на твой преклонный возраст и учиню хорошую взбучку.

- За меня есть кому вступиться, - старик обвел рукой членов своей большой семьи. – Племянничек!

- Не племянник я тебе, - грозно молвил Радко. – Я в своей семье старший и ты в мою семью не лезь. Я старшинство тебе не отдам!

- Пусть светочи решают! – вновь изрёк дед Филипп и вышел прочь со двора.

***

- Пусть Амела виру за порченную дочь выплачивает и на том покончим! – исподлобья глядя на шестерых светочей, сидящих на длинной лавке у дома старосты, сказал Радко.

- М-да, - растеряно протянул один из светочей, опиравшийся на палку руками, которую упер у себя между ног. – Дела…

- И какую же виру ты хочешь, Радко? – из толпы послышался голос неугомонного деда Филиппа.

- Не лезь, старый, - зычно ответил Радко. – Без тебя разберемся!

- Дела… - вновь протянул светоч. – Никакого уважения ни к супружеской верности, ни к старшим. Какую виру ты хочешь, Радко?

- Семья Амелы входит в мою, её дом, участок и скотина, становятся моими!

- Ишь, чего удумал, проныра, – вновь подал голос дед Филипп. – У