Хозяин теней. 3 - Екатерина Насута

Могу. И считаю.

Не знаю, правда, насколько он в теме, если его убрали. Точнее планировали. Не факт, что вышло, ибо думается, что старший Воротынцев всяко не слабее сыночка.

— Но по отношению к маме он исполнил свой долг.

Пожалуй, это многого стоит.

И… нет, я не сомневаюсь. Не в своём отношении к Воротынцевым. Я спрошу за каждого, кто погиб сегодня. И не только сегодня.

— Я получил неплохое образование. Когда открылся дар, ко мне приставили наставника из числа охотников. Пару раз выводили на ту сторону. Я тень вот добыл. Но на том и застопорилось. Сила у меня имелась. Способности тоже. А вот пользоваться не выходило. Я мягкотелый.

— На, мягкотелый… — Метелька сунул шмат хлеба с полупрозрачными ломтиками сала.

И заработал затрещину, лёгкую, скорее обозначившую, что у любой фамильярности есть пределы.

— Да чего…

— Метелька, тихо, — хлеб и я взял. Поглядел на Татьяну.

— Ей бы надо что-то помягче. Тело будет вялым, твёрдой пищей может подавиться.

М-да, задачка.

— Чуть позже, если поделишься силой, я попробую ещё кое-что. Тогда, возможно, получится обезболить руки, не лишая сознания. Но ты понимаешь, что для женщины это всё… очень тяжело будет принять?

Для женщины? Да у меня самого крыша то ли уже, то ли вот-вот.

— Рано или поздно придётся. Да и недооцениваешь ты Татьяну. Так что там дальше было-то?

— Дальше… я думал поступать в университет, но дед запретил.

— А… почему?

— Понятия не имею. Просто запретил. Меня отправили к охотникам. Приглядывать за добытчиками. Организовывать новые дороги. Приёмку, разделку добычи. Перевозку. И прочее. Сперва близ одной полыньи, потом — рядом с другой… ну и получалось. Я кое-что переменил, потому что работали большей частью по старинке, отчего потери были серьёзные. Многое выкидывалось, кое-что портилось. В общем, не всё, конечно, одобрили, но в целом выход стал больше. Как процесс наладился, меня перекинули в Петербург. Там, рядом, и мастерские наши…

— Воротынцевские.

— Ну да. Извини… вот. И фабрики тоже.

— А чем отличается?

— На фабриках делают то, что проще. Что можно изготовить на машинах. Скажем, кости обтачивают. Заготовки отливают. Металл плавят, мешают с серебром или травами, по стандартной рецептуре. Или вот наносят резьбу по узору, но это уже требует более-менее крепких мастеров. А вот, скажем, заготовки под медальоны для Церкви мы делаем. А потом в церковных мастерских на них уже лики святых малюют и освящают. Опять же простенькие амулетики теневые. В мастерских уже всё куда сложнее. Из заготовок делают артефакты более сложные…

И дорогие, как полагаю.

— Там уже и камни используют, и травы, и кровь тварей кромешных. В общем, чего только не используют. В каталоге три дюжины позиций. Но можно сделать заказ на индивидуальную разработку, есть такие мастера, хотя и мало.

И работа их приносит, полагаю, очень неплохой доход.

— Я там пять лет ковырялся, пока до ума довёл. Управляющие были, конечно, но… кто-то подворовывает, кто-то заказы в обход берет. Рабочим платят мало. Те и не спешат выкладываться. Станки дрянные, устаревшие, а по бумагам как новые.

В общем, обычный производственный бардак, который со временем возникает на любом предприятии, если работает оно само собой, без чуткой хозяйской руки на холке.

— В мастерских тоже не всё гладко было. Работать работали, но ничего нового за последний десяток лет не сотворили. Почему? А потому что старые мастера тащили свою родню, даже если у тех способностей мизер, а кого талантливого, но чужого, в подмастерьях годами держали.

Тоже знакомо.

— Разобрался?

— С большего — да. Тогда-то дед и стал поручать другие дела. Извини, но… сказать не могу. Всё же я пока ещё Воротынцевым числюсь. Да и потом, неправильно это.

Как там покойный ныне наследник выразился? Наивный благородный дурак? В точку.

Может, не наивный, но…

— Дай угадаю, чем дальше, тем больше всего тебе поручали. И Сергею это не нравилось? Кстати… тот, кого я допрашивал, говорил, что вы с ним с малых лет дружите.

— Знаком, — поправился Михаил. Ел он, к слову, очень аккуратно, у меня так точно не вышло бы. — Его отправляли на тепло в деревню. То есть, к нам. Я был старше. Но и не в возрасте дело. У него характер сложный.

То есть и в годы юные Сергей Воротынцев был тем ещё дерьмецом. Если перевести с благородного на русский.

— Кстати, а чего он тебя кузеном-то называл? Если так, то ты ему племянником приходишься.

Михаил поморщился. Неприятная тема? Может, конечно, и не важно.

— Ему… не нравилось родство с нами. В принципе. Он его не признавал.

— Это как?

Тут же ж нет демократии и о личной свободе, если и слыхали, то как о ерунде полной. Коль старший линию партии проложил, то всем прочим остаётся лишь её придерживаться.

— Прямо не отрицал. Но всегда давал понять, что не считает матушку равной себе. И тем более меня… о нас сперва в принципе мало кто знал. Отослали. Поместье уединённое. Гостей мы не принимали. Здешняя жизнь матушке и без того сложно давалась. Вот… а там уже, когда я выбрался за пределы поместья, Сергей всем знакомым стал представлять, как своего кузена. Дальнего родственника. Как-то оно и прижилось. Свои-то знали. Да и не свои, кому это было интересно. Но внимания на близости родства не заостряли. Тем паче, что мой отец… тот, кого я знал, как своего отца, приходился дальним родичем матери Сергея.

Как-то у них тут всё заморочено. Ладно. Кузен так кузен.

— Сергеем мы общались. Приходилось. Он всё-таки наследник. И дед очень хотел, чтобы он занимался делами рода. Я должен был… передать их.

Запинку я уловил. Как и лёгкое изменение тона. Ну да, тут пашешь-пашешь, строишь свою маленькую империю в родовой песочнице, пусть даже вроде как не совсем свою, но об этом быстро забываешь. Не спишь, не ешь, вкалываешь. А потом, когда всё начинает работать нормально, вместо благодарности — родственничек дорогой, которому выстраданное производство надобно передать. И ладно бы в добрые руки. Руки те, подозреваю, прямиком из жопы росли, без дополнительных переключателей.

— Подозреваю, он меня ненавидел.

— А ты?

— Скажем так… и у меня были некоторые сложности с принятием ситуации. Но пойти против желания главы рода я не мог. Точнее мог бы, но… это бы сказалось на матушке. Она привыкла к определенному уровню жизни. К положению. И была благодарна деду за всё, что он для нас сделал. Она полагала, что мне также нужно быть благодарным роду,